Герои умирают
Шрифт:
– Ладно, друг мой, – с чувством произношу я. – Это правда. Сам подумай: Ма'элКот появился буквально из ниоткуда во время Равнинной войны. Как можно избежать известности или слухов, имея такую внешность, такой рост, такую силу? Ему сколько – сорок? Где же он был все эти годы? Во имя всех богов, как он ухитрился стать императором меньше чем через пять лет после того как появился – будто с неба упал? Откуда он родом? Кто его друзья детства? Где его семья? Нет у него ни семьи, ни друзей, ни истории. Он актир, король. Он один из них.
– Понимаю, – тихо лепечет он. – Гром
Я отвечаю со всей непререкаемостью честного человека:
– Я добуду тебе доказательства.
Король смотрит мимо меня в пространство, представляя себе, как выглядит Великий зал дворца Колхари с Дубового трона.
– Дай мне эти доказательства, и мятеж будет. Я качаю головой.
– Мне понадобится несколько дней. А мятеж нужен сейчас. Через два дня Пэллес расколют или убьют, а имперские солдаты оккупируют Лабиринт. Твоему королевству придет конец. Надо ударить сегодня, и не позже чем через час. Действуй решительно, действуй немедленно – и ты победишь. Начни мятеж, и через два дня ты получишь доказательства. Клянусь!
Он смотрит в мои глаза, выискивая правдивое выражение, которого там нет и быть не может. Я отвечаю ему твердым взглядом, меняя десять лет дружбы и все его доверие, завоеванное мною за это время, на одно большое предательство.
К тому времени, как он обнаружит ложь, мы с Пэллес либо будем дома, либо умрем. Даже если заклятие Очарования уже начало исчезать, оно все же должно склонить его к тому, чтобы он помог нам. Однако природный практицизм подсказывает королю, что он может зря потерять немало подданных – и он колеблется.
Он долго не может принять решения, взвешивая годы нашей дружбы и доверия. Он вспоминает мою репутацию: «Кейн скорее убьет человека, чем солжет ему» – и наконец резко кивает, словно сорвавшись с проволоки в бездну.
– Ладно, – убежденно говорит он, – я тебе верю. Через час начнется мятеж.
Я хлопаю его по плечу и смотрю на лицо еще не очухавшегося Ламорака – он словно презрительно смеется надо мной.
«Смейся-смейся, сволочь, – бормочу я про себя. – Я никогда не говорил, что я лучше тебя».
– Сжечь целый город… – Король задумчиво таращится на меня. – Ничего себе цена за жизнь одной женщины!
– К черту город! – отвечаю я. – Я весь мир сожгу, лишь бы спасти ее. Что ж, это по крайней мере правда.
Приказ разлетелся в разные стороны из центра, которым являлся Медный Стадион в Лабиринте. Один из рыцарей, патрулирующий границу с Фейсом, разговорился с семьей прокаженных нищих. Один из этих нищих доковылял до улицы Мошенников и переговорил с несколькими чумазыми уличными сорванцами. Один из пострелят побежал в Рабочий парк и отыскал там товарища, который подрабатывал в «Службе свежих новостей Колина». Тот встретился с рабочим, который вместе с друзьями отдыхал возле здания «Углежогов Черного Гэннона» на углу Лакланда и Бонда. Рабочий прошелся по докам и перемолвился словечком с возчиком, который вез товары через Мост Дураков в Старый Город.
Кантийцы
– Знаете, что я думаю? По-моему, Ма'элКот что-то чересчур сильно давит на актиров. А вы когда-нибудь думали, откуда он сам явился? Как по-вашему, он ничего не скрывает? А по мне, на воре шапка горит, вот так-то.
Почти то же самое говорили в тавернах и харчевнях от Змеиной ямы до здания суда. Впервые услышав об этом, люди начинали смеяться. Это было невероятно. Это было нелепо. Но когда человек со смехом пересказывал глупый слушок приятелям, почти в каждой компании находился человек, который хмурился и говорил:
– Не знаю, не знаю… Где-то я уже слышал. Может, что-то в этом даже есть. Это не так уж невозможно…
История начала жить собственной жизнью, хотя могла зачахнуть через день или два. Несколько дней спокойствия и тишины способны унять неожиданные страхи и утихомирить любые дерзкие слухи.
Но всего через час после полудня короткого осеннего дня языки пламени лизнули заднюю стену Дворянского Игрового дома на Южном берегу реки. Не успела команда с ведрами начать работу, как в полумиле от этого места вспыхнула гостиница. Еще через полчаса загорелись стойла у Воровского моста. К тому времени капитан стражи моста уже начал рассылать своих солдат для тушения пожаров и запросил гарнизон о помощи.
Через несколько часов солдаты были рассеяны по столице. Красные и потные от жара пламени, многие из них ворчали, что, мол, «император может послать дождь в богом забытую провинцию, чтобы спасти урожай какой-то горстки крестьян, а на эти пожары ему жалко истратить хотя бы один дождик! Может, он хочет, чтобы сгорела вся проклятая столица?»
Капитан стражи разрушенного Рыцарского моста оторвал своих людей от ежедневных обязанностей и лично повел их на помощь. Слышали, как он сказал своему помощнику во время марша по острову:
– Это все дурно пахнет, точно тебе говорю. И будет еще хуже, уж поверь.
Никому в городе не было нужды говорить об этом. Люди чувствовали неладное.
Город вздохнул с испугом и ненавистью и задержал дыхание, дожидаясь ночи.
Кайрендал учуяла возмущение в потоке Силы за целую минуту до стука в дверь своей комнаты. Поток не был похож на тягучую хватку мага; это было нечто более мощное – оно собрало Силу вокруг себя в океан, в прибой. Поток, лившийся сквозь стены, казался всего лишь мельчайшей частицей этого невообразимого всевластия.
Туп сидела на спинке стула и причесывала серебристые волосы Кайрендал. Своими крошечными пальцами она ощутила, как напряглась ее хозяйка.
– Что случилось, Кайр?
– Позови Зака. Он у себя. – Сказав это, Кайрендал вскочила с кресла, как распрямившаяся пружина, и изогнулась всем своим бледным телом, напоминавшим туго натянутый лук. Ее золотистые глаза впились в стену. – Разбуди его. После этого вам следует притаиться. Что-то должно произойти.
– Кайр…
Эльфийка повернулась к маленькому существу.