Герои умирают
Шрифт:
– Надо было убить его в «Чужих играх», – негромко произнес Берн, все еще глядя в окно.
– Согласен, – кивнул Тоа-Сителл. – Но сейчас уже слишком поздно. Мы должны найти способ ослабить его влияние на Ма'элКота. А для этого необходимо выяснить, что он за человек. Что вы знаете о прошлом Кейна?
Берн пожал плечами.
– То же, что и все. Но я скажу вам, где можно узнать больше: в Монастырях.
– Правда?
– Да. Вы знаете, что мой отец – монах. Непосвященный. Так вот, в Монастырях они помешались на записях и записывают все, что под руку попадется.
– Да, я слышал, – задумчиво посмотрел
– Они не позволили бы – записи не подлежат разглашению. Но сейчас Монастыри не слишком довольны Кейном…
Тоа-Сителл прильнул к стеклу, вглядываясь в сгущающиеся над двором сумерки и одновременно размышляя об услышанном. Далеко внизу пять тяжело вооруженных Рыцарей двора стояли наготове, в то время как Королевские Глаза открывали дверцу железной клетки на повозке. Вокруг двора горели факелы. Крошечная фигурка Кейна невозмутимо выступила из затененной стены Сен-Данналина, словно не замечая надетых на нее стальных наручников и кандалов.
– Похоже, сейчас любой не слишком доволен Кейном, – пробормотал Тоа-Сителл. – Пойдемте. Подождем его в Сумеречной башне.
Группа верховых констеблей направилась по Божьей дороге к западу, толкая перед собой толпу. Послышались крики боли и недовольства. Почему это их нужно изгонять из Старого Города, чуть только стемнеет? Ма'элКот придумал это правило? И зачем эти ублюдки так сильно напирают?
Запруженные улицы паниковали. Дети, зажатые между взрослыми, ревели в голос. Мужчины и женщины кричали верховым: Полегче!», «Не давите людей!» – но капитан констеблей сильно нервничал. Он хотел, чтобы назревавшие неприятности не затронули его район и разразились только на Северном берегу. Поэтому приказал своим людям поднажать. Чем скорее улицы Старого Города будут очищены от всякого сброда, тем будет лучше.
Вскоре толпа стала отбиваться.
Лошади наткнулись на плотную противодействующую массу – люди, гномы и эльфы встали так тесно, словно были единым организмом. Какой-то огр вырвал длинными кривыми когтями булыжник из мостовой и швырнул его в капитана, Он промахнулся, но толпа с готовностью подхватила идею.
В воздухе засвистели камни, а констебли заработали толстыми дубинками, которые опускались на плечи и головы с барабанным стуком.
Кто-то в толпе закричал:
– Почему вы бьете нас? Почему вы не защитите нас от проклятых актиров?
– Потому что у них приказ от актира, вот почему! – отозвался другой голос. – К ответу сукина сына Ма'элКота!
Капитан немедленно приказал схватить крикуна, но его было не разглядеть. Все новые и новые голоса присоединялись к хору.
– Актир! Актир! К ответу Ма'элКота!
Первые два крикуна были кантийцами. Они локтями пробили себе дорогу из толпы и притаились в переулке, вполне довольные своей миссией. Тут они начали кричать всего одно слово:
– Ак-тир! Ак-тир!
К ним присоединились новые голоса, и кантийцы, сделав свое дело, удалились.
Крик становился все громче и звучал все более грозно:
– Ак… ТИР! Ак… ТИР!
Люди пихали друг друга, разрывая линию констеблей и заставляя их отступать по Божьей дороге. Как только толпа поняла свою силу, она стала неуправляемой.
Капитан мог бы приказать
Одного из констеблей стащили с лошади; он исчез под кулаками и ногами сомкнувшейся вокруг него толпы. Раздалось рычание, словно какое-то плотоядное чудовище проснулось, почуяв запах крови.
Едва заметное движение, одна-единственная внезапно наметившаяся цель – и толпа уже не была больше толпой, не была массой людей, оказавшихся на данной улице в этот день. Каждый мужчина, женщина, гном, эльф, огрилло и дриада превратились в клеточки некоего единого организма – и организм этот был голоден.
Через секунду с лошади стащили еще одного констебля, потом еще… После этого цепь распалась, и констебли поскакали прочь под градом булыжников и язвительных насмешек.
Когда наступила темнота, толпа завладела улицами. Ей служили освещением огни пожаров, а дома богачей превратились в пиршественные столы.
Толпа чувствовала неимоверный голод, и у нее была целая ночь, для того чтобы насытиться.
Два Рыцаря двора втолкнули Кейна в Движущуюся комнату. Перед тем как войти, один из них потянул за веревку колокольчика девятого этажа. Из шахты послышалось щелканье кнута и медленный скрип веревок – это огры внизу начали крутить колесо, и Движущаяся комната поползла вверх.
Кейн ехал молча, сжав руки за спиной и не глядя в глаза сопровождавшим его солдатам. Они же смотрели на него очень внимательно, то и дело слизывая пот с верхней губы и вытирая вспотевшие руки на рукоятях коротких мечей. Они знали о его репутации и не желали рисковать. Один раз Кейн звякнул цепочкой наручников, чтобы посмотреть, как стражники подпрыгнут. Они не разочаровали его. Убийца сухо хмыкнул, хотя весело ему не было.
Он чувствовал себя слишком старым, чтобы смеяться.
Старым и испуганным – не за себя, не за свою жизнь. Он всегда знал, что умрет в Поднебесье. У него было несколько дней на то, чтобы привыкнуть к мысли о скорой смерти, о немедленной смерти, такой, как у Таланн, как у служителя Рудукириша во время Ритуала Перерождения. Он умрет потому, что его переиграли.
Он боялся только, что может напортачить.
На арене Медного Стадиона он действовал без колебаний, потому что сокровенную цель – спасти Шенну и отправить ее на Землю – видел своими глазами, видел и ее, и тот путь, который надо было пройти к ней, материальный путь из грязи и камня.
Но теперь путь к цели был скрыт туманом разных возможностей, и Кейн, затрудняясь выбрать единственный безопасный путь, хорошо понимал, что спасти Шенну сможет только в одном случае из миллиона. Но даже в этом случае путь будет окружен зыбучими песками и волчьими ямами, рядом с которыми бродят чудовища, стремящиеся оборвать жизнь Шенны.