Герои зоны. Пенталогия
Шрифт:
– Любимая, дай руку!
Милена послушно протянула мне ладонь. Вцепившись в ее пальцы, я изо всех сил дернул жену к себе. Честно говоря, ни на что не надеялся. Однако импульса, заданного мной, хватило, чтобы сорвать супругу с места. Она сделала пару шажков ко мне, прежде чем вновь прилипла к горизонтали. А что, если…
– Теперь, любимая, ты меня!
Рывком она подтащила меня к себе. Я тут же оттолкнул ее.
– Давай, любимая!
Она вновь меня подтащила.
И это при том, что ни я, ни она самостоятельно не могли сделать ни шагу!
Я
Итак, каждый сам по себе мы никак и никуда. А вместе – хоть спринт бегать можем, хоть марафон.
– Можно, Край! Можно! – во всю мощь своих легких выдала вдруг Милена. – Быстрее! Давай быстрее!
Да я и сам вижу, что обрубленные лучи желтого света уже почти что добрались до нас.
Изо всех сил я оттолкнул Милену. Метра на три оттолкнул. С чувством, с толком, с расстановкой оттолкнул. Да так, что она даже упала. Вот какой я молодец, вот как сумел!
И при этом – какой же идиот!
Потому что Милена теперь до меня не дотянется, а значит, не приблизит к себе ни на шаг. Так что финита, тля, комедия, Макс Край сам себя обрек на смерть. И ладно бы только я окочурился, но ведь и супругу лишил возможности передвигаться – без менято она далеко не уйдет!
Или все не так уж плохо?
– Край, когда мы выберемся, я не знаю, что я с тобой!.. – Милена встала на ноги и, отряхнувшись, зашагала прочь.
Как это у нее получилось?! Да не суть важно, решил я. Главное – она спасена. И ничего, что лучи желтого света неумолимо приближаются ко мне. Подумаешь! Я, как бывший сталкер, как защитник Родины, как… Короче, я приму смерть с достоинством! Не посрамлю! Сын будет мной гордиться!
Милена обернулась:
– Ты там долго торчать будешь? Я ж тебе сказала: уже можно. Идти можно. Ногами пошевели! Кривыми своими!
Это она зря. Нижние лапки у меня такие, что можно женские колготки рекламировать, если предварительно уничтожить растительность. Вот лапками этими модельными я и пошевелил. Получилось. Обрадовался! И побежал к супруге.
Все яснопонятно: мы выбралисьтаки из зоны поражения прибора, ушли достаточно далеко от накрытой «поляны», а потому могли уже самостоятельно передвигаться, без взаимной поддержки и пинков. Милена первая это обнаружила, только внятно объяснить не смогла. Блондинка, что с нее взять?..
Притормози я и оглянись, наверняка увидел бы, как лучи света втягиваются обратно в щели полусферы, а сама полусфера уменьшается в размерах, как бы сдавливается, образуя кокон, внутри которого застыл Резак.
Но я не оглянулся.
Не смог себя заставить.
Глава 8
ДОРОГИ
У нее были черныепречерные глаза.
Чернее Патрик ни у кого не видел. У него вот голубые, как у мамы. А у девочки черныечерные. И кожа у нее темнее, чем у Патрика, но все же не такая темная, как у его дружбана Джитуку, который все время норовит выменять свою плохую поломанную машинку на машинку Патрика, хорошую и целую.
Ну, уже не совсем целую… Вспомнив о любимой гонке, Патрик загрустил. Колеса от нее лежали в кармане, а осей не было, чтобы надеть их обратно, оси он потерял в подвале, когда его схватил противный дядька. Не надо было вообще их снимать. Но тогда Патрик не открыл бы замок, не увидел бы те баллоны со знаком химической опасности…
Только эта девочка с чернымипречерными глазами – на ней красивое голубое платьице, на ногах носочки и сандалики – осталась с Патриком в классе. Остальных деток позвали в коридор и, построив парами, побрызгали духами и увели. А Патрику и девочке велели остаться и сидеть, где сидят, не вставать, не ходить, и вообще вести себя тихо. После чего дверь закрыли на ключ, оставив их вдвоем.
В классе неприятно пахло хлоркой. Все пахло: дощатый краснокоричневый пол, выкрашенные белым стены, здоровенная, в три створки, доска на стене, лакированные парты и стулья. Наверное, чтобы отбить эту вонь, деток и побрызгали духами.
Патрик хлопнул в ладоши – получилось звонко и вообще не тихо.
Он собрался нарушить чужие правила игры и установить свои.
– Тебя как зовут? – спросил Патрик у девочки. Та сидела за партой через одну парту от него. Девочка как раз обернулась, чтобы посмотреть на того, кто хлопнул в ладоши. – Ты красивая девочка.
Ему понравились ее глаза. И курчавые волосы, заплетенные в короткие косички. И улыбка у нее была отличная. Когда она улыбалась, как сейчас, становились видны белые зубки – ровные, блестящие, – и совсем незаметными становились ритуальные рубцы на щеках. В отверстии на мочке левого уха вместо серьги у нее была вставлена стреляная гильза 5,45 x 39. На руках девочки распустились черные цветы, нарисованные хной.
– Меня зовут Амака, – ответила она и не спросила, как зовут Патрика.
Наверное, постеснялась. Потому и отвернулась.
Патрик задумался. Джитуку приехал в Вавилон из ЮАР вместе со своей мамой Гердой Генриховной, которая там воевала, а потом усыновила его и недавно стала воспитательницей в детском саду Патрика. Девочка, наверное, тоже из Южной Африки.
Он решил уточнить:
– А ты откуда к нам в город приехала?
– Я тут родилась, – ответила девочка и, вновь обернувшись, добавила с гордостью: – Я – местная!
– А ты в садик ходишь? – Патрику понравилось говорить с ней. Он хотел говорить с ней долгодолго, а потом отдохнуть и опять говорить. – В детский садик? Где детки? Или ты уже в школу?