Герои зоны. Пенталогия
Шрифт:
Запрокинув голову к свинцовому небу, я расхохотался. Надо же, а я еще этого наглого засранца от рысей прикрывал, собой рискуя!
– Погоди, умник, радоваться. Полигон отозвал своих детей, и потому мы еще живы. – Резак приподнялся на локтях и без сил плюхнулся обратно. – Но он может передумать. В любой момент.
Неожиданно для себя я поверил ему.
Поверил во всю эту чушь с живым Полигоном, с камланиями и духами. Это место проклято. Нам нельзя здесь находиться, никак нельзя!..
– Милена, любимая, нужно убираться отсюда. Во что бы то ни стало. И поживей!
И вот тогда у меня зазвонил
Чертов корейский девайс!
Глава 7
ПЯТНИЦА, ТРИНАДЦАТОЕ
Титановый корпус телефона холодил ладонь, отдавленную множеством рукопожатий тех, кого отрыгнули благоухающие салоны лимузинов и спорткаров.
Новак спешил прочь от колонны пафосных авто и бронетехники сопровождения – к КПП и такси, из которого только что выбрался пассажир.
– Здравствуй, Край, как жизнь, как жена, узнал? – выдал скороговоркой, на одном дыхании. Слов на ветер он никогда не бросал. Каждый звук у него – в масть, каждый клекот в горле стоит денег. Но не сейчас. Сейчас он отдыхал душой и сердцем.
Когдато Новак был серьезным ментом, командиром ОМОНа. Он – капитан! герой! – курировал территории вокруг Чернобыля. Его скуластое лицо без тени улыбки, залысину и морщины на лбу знал каждый зритель криминальных новостей. На его земле работенки хватало – он без устали громил банды мародеров. В сети ролики с его интервью набирали миллионы просмотров. Даже постеры с лицом бравого капитана в три четверти печатали и продавали в переходах метро и газетных киосках. Он собирался стать депутатом Верховной Рады… А потом благодаря Краю все узнали, что геройомоновец Новак – сам главарь ОПГ, под контролем которой всеукраинская сеть импорта очень своеобразного, дорогостоящего товара. И что бизнес у Новака такой мерзкий, что оптовая торговля героином в сравнении с ним – благое дело.
«Деньги не пахнут, – подумал Новак, услышав ответное приветствие сталкера. – Ничего нет омерзительнее бедности».
И в этом смысле Новак – идеальный образец прекрасного.
Край даже не попытался скрыть свое удивление, потом раздражение, а в итоге и неприязнь. Но не отключился. Значит, заинтригован. Это хорошо. Новак отвел трубку от уха, прикрыл микрофон ладонью и бросил слишком ретивой охране КПП, окружившей пассажира такси:
– Пропустить.
Тотчас синоби убрали мечи. А ведь готовы были изрубить в мясную соломку немолодого уже мужчину, страдающего от ожирения. Ну как дети малые! Нет чтобы воспользоваться автоматами с глушителями… Знают паршивцы, что хозяину нравится вся эта самурайщина, вот и стараются угодить.
– Здравствуйте, Адольфо. Рад видеть. – Новак с намеком показал глазами на телефон – мол, хочу пожать руку, но изза этой штуковины не могу.
Он действительно не мог. Физически не мог представить – аж передергивало, – что позволит прикоснуться к себе этому жирному борову, смердящему и потеющему так, будто ему на голову вылили ведро воды. У Новака стресс от общения с клиентами, прибывшими на дорогих тачках. Его от них тошнило. Но те хоть выглядели похожими на людей – в отличие от представителя сицилийского землячества.
– Прошу, Адольфо! Чувствуйте себя как дома! – если бы встреча с жиртрестом Гамбино не сулила серьезные
Сицилиец понимающе кивнул, сморщив при этом складки семи подбородков, и колобком покатил к центральному входу. Разволновалсято как, худышка, чуть ли не побежал. С каким бы удовольствием Новак его… их всех… к ногтю, а потом!..
Он вновь поднес трубку к уху:
– Макс, дорогой, ты еще на связи? Это хорошо. Значит, узнал. Как ты, Макс? Как супруга? Как ребенок ваш? Кажется, у вас мальчик?
Будучи капитаном милиции, Новак мог по тревоге загрузить в автобусы дежурную группу ОМОНа и погнать хоть к черту на кулички – и драться бескомпромиссно, до полного уничтожения очередного бандформирования.
С тех пор много воды утекло, Новак стал… Не мягче, нет. Жестче стал. Просто юношеский максимализм – все или ничего! – его больше не заводил. Теперь он действовал иначе: сначала надо унизить жертву, напугать, превратить в блеющее чмо, пускающее слюни и размазывающее по роже сопли, и только потом уничтожить физически.
– Какое мне дело? Макс, ну что ты? Мы же друзья. Меня очень беспокоит твоя судьба. Я хочу помочь тебе, Макс. Я в Вавилон даже прилетел. Может, встретимся?
Если бы Новак умел улыбаться, то улыбнулся бы сейчас непременно. А так на его лице застыл оскал голодной гиены – эту свою особенность мимики, както замеченную в зеркале, он находил забавной. Сходство с африканским хищником ему льстило.
– Очень жаль. Хотя мог бы и уделить старому приятелю пять минут своего драгоценного… Тогда, если ты не возражаешь, я передам подарки, которые привез, через твоего сына. У тебя, кстати, отличный мальчишка. Веселый, симпатичный, живой. Пока что… Ах, хочешь поговорить с сыном? Ну, Макс, ты мне разве не веришь? Мальчик у меня в гостях, не сомневайся.
Напряженная тишина в ответ, тяжелое дыхание. Ах, как небось беснуется Максимка, руки заламывает, губки грызет! Новак многое отдал бы, чтоб увидеть сейчас лицо заклятого врага.
От беседы с Краем он получал удовольствие, с которым не сравнится даже лучший секс в его жизни. И первое убийство не сравнится. Даже пытая сталкеров в застенках у ЧЗО, такого кайфа он и близко не получал.
Новак был почти что счастлив.
– Ах веришь? Вот и отлично, Макс. У меня дела, я организовал благотворительный вечер в детдоме, так что позже перезвоню, тогда с сыном и поговоришь.
* * *
– Погоди! Новак, чего ты хочешь? – голос мой стал хриплым, чужим.
Реальность перед глазами плыла и покачивалась. Все разом стало неважно: общак кланов, Полигон этот со всеми его мутантами и приборами, проблемы с поиском работы, наши дрязги с Миленой, вообще всевсевсе…
– Патрик у Новака? – едва слышно спросила жена.
Я кивнул.
Еще в Чернобыле я необоснованно – потом много и долго извинялся – обвинил будущую жену в том, что она сошлась с Новаком и предложила ему заняться противозаконным бизнесом. Тогда она жалко пролепетала чтото в оправдание. Ни раньше, ни после я не видел страха в ее глазах – до этого момента, здесь, на Полигоне. Прислушиваясь к моему разговору с Новаком, она будто разом постарела лет на десять. Вряд ли и я стал моложе.