Герои

Аберкромби Джо

— Подтверждаю, — буркнул один офицер, пялясь в карты.

— Это… крайне любезно. — Крайне любезно? Убей его! Сруби ему башку, как ты сегодня снёс голову тому северянину. Задуши его. Уничтожь его. Хотя бы выбей ему все зубы. Сделай ему больно. Давай, сделай! — Крайне… любезно.

— Вы оказали бы мне чертовскую честь, коль не отказались бы со мной выпить. Всем нам! — Фельнигг крутанулся и сцапал бутыль. — Итак, что же привело вас сюда, на всхолмье?

Горст глубоко вдохнул. Итак. Вот оно, настало время отваги. Пора. Но каждое слово налилось неизъяснимой тяжестью, наряду с мучительным осознанием,

как же по-дурацки звучит его голос. Исчерпав угрозу и властность, решимость стремительно покидала его с каждым вялым движением губ. — Я здесь… потому что услышал, как сегодня… вы ударили хлыстом… — Моего друга. Одного из немногих близких. Ты отхлестал моего друга, теперь готовься, ибо настал твой последний миг. — Моего слугу.

Фельнигг резко развернулся, его челюсть упала.

— Так это был ваш слуга? Клянусь… вы должны принять мои извинения!

— Вы кого-то отхлестали? — спросил один офицер.

— И даже не в карты? — пробормотал другой, рассыпая смешки.

Фельнигг блеял без передышки.

— Так жаль. Нет мне прощения. Я был в ужасной запарке, с приказом лорда-маршала. Само собой это не оправдание. — Он схватил Горста за локоть, приблизившись настолько, что обдал его крепким ароматом спиртного. — Прошу понять, я бы ни за что… никогда, знай я, что это ваш слуга… разумеется, я бы ни за что не сделал ничего подобного!

Но ты сделал, бесподбородочный кулёк дерьма, и теперь заплатишь. Воздаяния не избежать, и сейчас пришло твоё время. Именно сейчас. Определённо, решительно, абсолютно, вашу мать, сейчас.

— Я обязан попросить…

— Пожалуйста, не откажите со мною выпить! — И Фельнигг сунул переполненный бокал в ладонь Горста, вино потекло по пальцам. — Хвала полковнику Горсту! Последнему герою армии Его величества!

Другие офицеры поспешили поднять бокалы, все улыбались, один колошматил ладонью по столу, звеня серебряной утварью. Горст поймал себя на том, что пригубляет из бокала. И улыбается. И, что ещё хуже, ему даже не пришлось себя заставлять. Ему было приятно внимание.

Сегодня я резал людей, которые не причинили мне ни крупицы зла. Не больше пятнадцати таких человек. И вот я здесь с тем, кто ударил хлыстом одного из моих немногих близких. Какие кошмары мне полагается на него обрушить? Ну, кроме как улыбнуться, принять его дешёвое вино с поздравлениями его угодливых гостей, что ещё? Что я скажу Младшему? Посоветую не страдать от боли и унижения, потому как его мучитель с теплотой отнёсся к моему неистовству смерти? Последний королевский герой? Хорошо, если б меня стошнило. Ему до боли остро стало ясно, что побелевший кулак до сих пор сжимает ножны, а в них — длинный меч. И он безуспешно попытался убрать их за ногу. Хорошо, если б меня вырвало собственной требухой.

— Судя по словам Фельнигга, история отменная, будь я проклят, — прогудел один из офицеров, упорядочивая свои карты. — Заявляю, это второе по храбрости событие за сегодня.

— Рисковать, пробуя рационы Его величества не считается, — сострил кто-то, к вящему пьяному хохоту.

— На самом деле, я говорю о дочери лорда-маршала. Героини мне нравятся больше героев — красивее смотрятся на полотнах.

Горст помрачнел.

— Финри дан Крой? Мне казалось, она при отцовской ставке.

— Вы не слышали? — спросил Фельнигг, награждая его новой порцией зловонного дыханья. — Охренительнейшее событие! Она была с Мидом на постоялом

дворе, когда северяне вырезали его вместе со всем штабом. Прямо там, в одной комнате! Её схватили в плен, но она сумела выговорить себе свободу и вдобавок выпустить шестьдесят раненых! Что вы на это ответите! Ещё вина?

Горст не знал, чем ему на это ответить, кроме жара и головокружения. Он пренебрёг предложенной бутылью и без единого слова повернулся и протолкнулся сквозь завесу палатки в холод ночного воздуха. Охранник, которого он отшвырнул, стоял снаружи, предпринимая тщетные усилия отряхнуться. Страж поднял осуждающий взгляд, и Горст виновато отвёл глаза, не в силах набраться смелости для извинений…

И там была она. Стояла у низкой каменной стены невдалеке от ставки маршала Кроя и хмуро рассматривала долину, плотно закутанная в военный плащ, бледной рукой придерживая его у горла.

Горст пошёл к ней. У него не было выбора. Его тянуло, как на верёвке. На верёвочке за мой член. Мои не по годам незрелые, саморазрушительные страсти влекут меня из одного отвратительного позорища в другое.

Она подняла голову, и вид её покрасневших глаз заморозил дыхание в его горле.

— Бремер дан Горст. — Голос был ровным. — Что привело вас сюда?

О, я пришёл убить начштаба твоего отца, но тот предложил выпить в мою честь, поэтому мы с ним опрокинули по бокалу за мой героизм. Где-то тут полагается смеяться…

Оказалось, он пялится на неё сбоку. Всё смотрит и смотрит. Фонарь обрисовал золотом её профиль, высветив пушистые волоски над верхней губой. Он ужаснулся — что если она бросит взгляд и застукает, как он глазеет на ей рот? Ведь не бывает же пристойных причин вот так вот таращиться на женский рот? Рот замужней женщины? Прекрасной, прекрасной замужней женщины? Ему хотелось, чтобы она повернула голову. Заметила, его взгляд. Но она, разумеется, этого не сделала. Какую причину должна найти женщина, чтобы посмотреть на меня? Я люблю тебя. Я тебя люблю так сильно, что мне больно. Больнее, чем ото всех полученных мною сегодня ударов. Даже больнее, чем от ударов мной нанесённых. Я так тебя люблю, что хочу срать. Скажи ей вслух. Ну, не ту часть, где срать. Другую. Чего тебе терять? Скажи, и будь оно всё проклято!

— Я слышал что… — он почти шептал.

— Да, — сказала она.

Неуютное молчание — в своём совершенстве.

— Вы…

— Да. Продолжайте, выскажите мне. Объясните, что прежде всего я не должна была туда идти. Давайте.

Снова молчание, ещё более неуютное. Для него это пропасть между ртом и разумом, и он не знал, как проложить через неё мост. Не отваживался проложить. Она же выговорилась так легко, что у него просто унесло дыхание.

— Вы привели людей, — сумел он промямлить под конец. — Вы спасли им жизни. Вами стоит гордиться…

— О, да, я истинная героиня. Все мной горды до невозможности. Вы знаете Элиз дан Бринт?

— Нет.

— Да и я, на самом-то деле. Если по-честному, считала её дурой. Она была со мной. Там, внизу. — Она мотнула головой в направлении тёмной долины. — Она до сих пор там, внизу. Что с ней сейчас, как вы думаете, пока мы тут просто стоим, разговариваем?

— Ничего хорошего, — ляпнул Горст, не успев подумать.

Она искоса взглянула на него.

— Что ж. По крайней мере, вы говорите то, что действительно думаете. — И она повернулась и двинулась вверх по склону в сторону отцовской ставки. Как всегда оставив его стоять, раскрыв рот со словами, которые он не смел произнести.