Герои
Шрифт:
— Само собой. Все твои верные решения — мои.
— Значит, больше не оставляй меня одного.
— Полагаю, больше я за тебя в заложницы не пойду.
— Я тоже так думаю. Обещаю. — Он не справился с наплывом слёз. Самый большой человек в долине стоял и плакал — перед Долгоруким и его названными. Он бы почувствовал себя дураком, коли при виде неё был бы в состоянии чувствовать хоть что-то, кроме радости. Он оторвался от неё, чтобы рассмотреть её лицо: освещённое с одной стороны, тёмное с другой — в глазах стояли отблески
— Что-то не так? — спросила она.
— Не. Просто… совсем недавно я думал — мне больше никогда не увидеть твоего лица.
— И тут вдруг на тебе?!
— Я никогда не видел ничего прекраснее.
Она оскалила зубки.
— О, так про тебя говорили не зря. Ты обманщик.
— Хороший обманщик постарается наговорить как можно больше правды. Так ты ни за что не поймёшь, что именно тебе преподносят.
Она обняла его забинтованную ладонь своими, перевернула, постукивая кончиками пальцев.
— Ты ранен?
— Ерунда для такого знаменитого поединщика, как я.
Она крепче сжала его ладонь.
— Я серьёзно. Ты ранен?
Кальдер поморщился.
— Я пока не скоро снова отважусь выйти на поединок, но жить буду. Скейл погиб.
— Мне сказали.
— Теперь ты — вся моя семья. — И он положил здоровую руку на её раздувшийся живот. — Всё ещё…
— Как кулёк с отрубями, который давил на мочевой пузырь всю дорогу от Карлеона на проклятой колымаге? О, да.
Он улыбнулся сквозь слёзы.
— Нас трое.
— И ещё мой отец.
Он оглянулся на Долгорукого, ухмыляющегося им с бревна.
— Айе. И он.
— Но ты её не надел?
— Кого?
— Цепь твоего отца.
Он вынул её из внутреннего кармана, тёплую, ибо она прижималась к его сердцу, и алмаз свесился набок, полон огненных красок.
— Наверно, жду подходящий момент. Если хоть раз её наденешь… уже не снимешь. — Отец, вспомнил он, объяснял ему, как тяжела эта цепь. Под конец.
— Зачем же тебе её снимать? Ты теперь король.
— Тогда ты — королева. — Он перекинул цепь через её голову. — И на тебе она лучше смотрится. — Он подвинул алмаз, чтобы тот лёг ей на грудь, пока она высвобождала волосы.
— Моего мужа не было целую неделю, и что он мне привёз? Всего-навсего Север со всем, что на нём есть?
— Это только половина подарка. — Он качнулся, как будто хотел поцеловать её, а в последний миг остановился и щёлкнул зубами у самых губ. — Остальное отдам попозже.
— Обещания, обещания.
— Мне надо поговорить с твоим отцом, на минутку.
— Так говори.
— Одному.
— Мужчины и их чёртова болтовня. Не заставляй меня ждать слишком долго. — Она прильнула к нему, губами щекоча ухо, поглаживая коленом его ногу с внутренней стороны — отцовская цепь задевала плечи. —
Он встряхнулся и проковылял к огню, малость согнувшись, поскольку стояк внутри штанов распирал нещадно, а беседу никак не годилось начинать тыча Долгорукому в глаза раздутой мотней. Отец его жены разогнал своих седобородых приспешников и сидел в одиночестве, толстым большим пальцем забивая в трубку свежий ломоть чагги. Чутка поболтать с глазу на глаз. Прямо как несколько ночей назад. Только теперь Доу умер, и всё переменилось.
Кальдер промокнул глаза, присаживаясь у кострища.
— Другой такой, как твоя дочь, не найти.
— Слыхал, тебя звали лжецом, но нет правдивей слов, чем эти.
— Другой такой не найти. — Кальдер смотрел, как она исчезает во тьме.
— Раз она твоя, ты везунчик. Помнишь, что я тебе говорил? Присядь на бережку, расслабься. Погляди, чего намоет море. — Долгорукий побарабанил по скуле. — Я много чего пережил. Послушал бы ты меня.
— Разве сейчас не слушаю?
Долгорукий поёрзал на бревне, пододвигаясь чуточку ближе.
— Ну, тогда, порядок. Многие мои парни не находят себе места. Уж очень долго мечи не ложились в ножны. Я бы не прочь отпустить кое-кого домой, к их собственным жёнам. Ты надумал принять предложение колдуна?
— Байяза? — Кальдер фыркнул. — Я надумал повыжать из старого брехуна все соки. Давным-давно у них с отцом был уговор, а потом он его предал.
— Значит, дело в мести?
— Немножко, но в основном — в здравом смысле. Если бы Союз вчера продолжил натиск, они могли бы с нами покончить.
— Может и так. И что?
— То, что не вижу причин им прекращать бой, кроме одной: им некуда было деться. Союз громаден. Уйма рубежей и границ. Считаю, у них полно и других забот. Считаю, с каждым днём, пока старый лысый хер сидит на месте, условия будут становиться всё выгоднее.
— Хех. — Долгорукий выудил из огня пылающую палку, поднёс её к чашечке трубки и заулыбался, прикуривая. — Ты умный, Кальдер. Мыслящий. Как твой отец. Я всегда говорил — из тебя выйдет правитель.
Кальдер никогда от него такого не слышал.
— Но не помог мне им стать, правда?
— Я же сказал, что коль мне суждено сгореть — я сгорю, но сам себя поджигать не стану. Как там любил говорить Девять Смертей?
— Надо смотреть правде в глаза.
— Точно. Правде в глаза. Уж ты-то, по-моему, должен понимать это получше многих. — Щёки Долгорукого впали — он всосал из трубки, а потом выпустил изо рта бурый завиток дыма. — Зато теперь Доу мёртв, и Север у твоих ног.