Герои
Шрифт:
— Куда мы идём? — Хотя единственным важным вопросом было: вырыли ли они ему могилу заранее или собираются потом из-за неё переругаться.
— Узнаешь.
— С какой стати?
— С такой, что мы туда придём.
— Нет. С какой стати вы так со мной?
Оба разразились хохотом, словно он удачно пошутил.
— Думаешь, мы чисто случайно подстерегли тебя за лагерем Коля Долгорукого?
— Не, не, не, — промурлыкал Отмель. — Не-а.
Теперь они удалялись от Героев. Меньше людей, реже огни. Вообще никакого света, только выхваченный факелом Дна круг колосьев. Всякая надежда на помощь угасала в черноте,
— Не-а. — Нож Отмели снова пошерудил бок Кальдера. — Не-а, не, нет-нет-нет.
— Серьёзно, нет, — сказал Дно.
— Слушайте, может договоримся? У меня есть деньги…
— Нету карманов такой глубины, чтобы перебить цену нашего работодателя. Ты лучше всего просто иди себе с нами, будь хорошим мальчиком. — Кальдер сильно сомневался, что так будет лучше, но, весь из себя по собственному мнению умный, ни до чего большего додуматься так и не смог. — Ты не думай, нам жаль. Мы к тебе питаем одно лишь уважение, как питали уважение к твоему отцу.
— Что толку мне от вашей жалости?
Плечи Дна приподнялись и опустились.
— Чуть меньше чем ничего, но мы всегда её подчёркиваем.
— Он считает, она придаёт нам высокий класс, — объяснил Отмель.
— Налёт благородства.
— О, айе, — сказал Кальдер. — Вы просто два охуенных героя.
— Жаль мне того парня, который вообще никому не герой, — сказал Дно. — Пусть даже самому себе.
— Или маме, — сказал Отмель.
— Или своему брату. — Дно усмехнулся через плечо. — Слышь, повелитель ты мой, любил тебя твой брательник?
Кальдер задумался о Скейле, рубившемся на мосту вопреки всяким шансам — надеясь на подмогу, которая так и не пришла.
— Похоже, в конце он от меня отрёкся.
— Я б не стал лить горьких слёз по этому поводу. Редко где встретишь такого парня, который вообще никому не враг. Пусть даже самому себе.
— Или своему брату, — пробурчал Отмель.
— Вот мы и тут.
Из тьмы вырос ветхий крестьянский дом. Большой и безмолвный, камень опутан шуршащим вьюнком, по бокам окон косые ставни. Кальдер сообразил, что это та самая изба, в которой он спал две ночи подряд, но теперь она казалась куда более зловещей. Как всё на свете, когда к твоей спине приставлен нож.
— Сюда, будьте любезны. — К крыльцу веранды под односкатной крышей, сбоку от дома. На веранде полусгнивший стол, рядом валялись плетёные кресла. На крюке одной из шелушащихся подпорок слегка покачивалась лампа, её свет скользил по двору, полному сорняков, просевшая изгородь отделяла огород от полей.
К изгороди было приставлено множество инструментов. Лопаты, топоры, кирки заляпаны землёй, словно артель работников орудовала ими весь день и оставила тут до завтра. Инструменты для рытья. Кальдер ощутил, как страх, слегка поутихший от ходьбы, снова взметнулся, обдавая холодом. Вперёд, сквозь проём в заборе, и свет факела Дна разлился над вытоптанным урожаем и пал на свежекопанную землю. На кучу, высотой по колено,
— Они хорошо потрудились, — сказал Дно, когда из ночи вслед за первым выплыл новый курган.
— Упахались, — сказал Отмель, когда факел высветил третий.
— Говорят, война ужасное бедствие, но поди найди согласного с этим могильщика.
Последнюю могилу пока ещё не засыпали. Кожа Кальдера зашевелилась, когда факел обозначил её края, пять шагов в поперечнике и дальний конец терялся в скользящих тенях. Дно подобрался с угла и заглянул за край.
— Фу-уф. — Он ввинтил факел в землю, повернулся и поманил. — Ты это, давай-ка сюда. Жмись, не жмись — всё едино.
Отмель подпихнул его, и Кальдер поволочил ноги, каждый новый выдох всё туже стягивал горло, стены ямы наползали всё сильней и сильней с каждым нетвёрдым шагом.
Земля, булыжники и голые корни. Потом бледная ладонь. Потом голое плечо. Потом тела. А потом ещё. Яма полна ими, сваленными в кошмарный клубок. Отходы битвы.
Большинство — голые. Избавленные от всего. Достанется ли добрый кальдеров плащ какому-нибудь могильщику? При свете факела земля и кровь выглядят одинаково. Чёрные пятна на белой коже. Трудно понять, чьим телам принадлежат перекрученные ноги и руки.
Пару дней назад они были людьми? Людьми со стремлениями, с упованиями, со всем, что им дорого? Клубок историй, оборванных на середине, концовка не состоится. Причитающаяся героям награда.
Он почувствовал, как по ноге ползёт тепло, и понял, что обмочился.
— Не расстраивайся. — Голос Дна мягок, точно отец успокаивает перепуганного ребёнка. — Такое бывает часто-часто.
— Уж мы повидали во всех видах.
— Во всех и ещё маленько.
— Ставай сюда. — Отмель взял его за плечо и развернул лицом к яме, беспомощного и обмякшего. Ни за что не подумаешь, что перед лицом смерти начнёшь лебезить, делать то, что тебе велят. Но так делают все. — Чутка левее. — Подталкивая его на шаг вправо. — Это лево, я прав?
— Это право, дурень.
— Блядь! — Отмель дёрнул его посильнее, и Кальдер поскользнулся на краю, каблук сапога взрыхлил землю, стряхнув на тела пару комьев земли. Отмель не дал ему упасть, потянув назад. — Сюда?
— Сюда, — сказал Дно. — Ну, всё как надо.
Кальдер стоял, опустив голову, начиная беззвучно всхлипывать. Достоинство мало уже что значило. Вскоре, он его и совсем лишится. Хотелось бы знать, какой глубины яма? Со сколькими телами ему её делить — когда поутру те инструменты возьмут в руки и навалят земли? С сотней? Двумя? Больше?
Он засмотрелся на ближайшее из них, прямо под ним. Вот оно. С громадной чёрной раной на затылке. Его затылке, предположил Кальдер, хотя о нём трудно было думать, как о человеке, мужчине. Просто вещь, которую обобрали, отняв все признаки личности. Обобрали, отняв… хотя…
Лицо принадлежало Чёрному Доу. Открытый рот забит землёй почти до отказа, но это, без сомнения, был Хранитель Севера. С виду он как будто бы улыбался, взмахом руки приглашая Кальдера, старого друга, в страну мёртвых. И впрямь, вернулся в грязь. Как же быстро туда вернуться. От владыки всемогущего, до червя твою плоть жрущего.