Герои
Шрифт:
— И я считаю — очень мудро. Посуди сам.
— До сих пор никаких приказов, сэр, — отвечал Форест, лицо поджато, как у человека под порывом сильного ветра.
— Мать его! — рычал Валлимир. — Сейчас самое время выйти! Любому дураку ясно.
— Но… мы не можем выступить без команды, сэр.
— Естественно, мать их, не можем! Отступление от служебного долга, вот что это будет! Но сейчас самое время, и конечно же генерал, мать его, Миттерик возжелает узнать, почему это я не действовал по собственной инициативе!
— Весьма вероятно, сэр.
— Инициатива, а, Форест? Инициатива.
Танни испустил вздох и передал трубу Желтку.
— Куда вы, капрал?
— Думаю, никуда. Совершенно никуда. — Он снова привалился к дереву и натянул поверх себя плащ. — Разбуди, коль вдруг что изменится, ага? — Он почесал шею, затем надвинул шлем на глаза. — Чудом.
Заключительные доводы
Самым неожиданным в схватке оказался шум. Он был, наверное, громче всего, что когда-либо слышала Финри. Несколько дюжин мужчин ревели и визжали на самый высокий лад своих надорванных голосов, трещало дерево, грохотали сапоги, лязгала сталь. В замкнутом пространстве всё усиливалось, перемешивалось и отдавалось эхом. Стены комнаты звенели от какофонии боли, гнева, насилия. Если в аду шумно, то примерно вот так. Расслышать приказов никто бы не смог — да и вряд ли бы это что-то изменило.
Приказы уже ничем не помогут.
Ставни ещё одного окна разворотили дубинами, золоченый буфет, что подпирал его, придавил некстати подвернувшегося лейтенанта и изрыгнул на пол лавину праздничной утвари. Квадрат света заполонили люди — сперва рваные чёрные тени, затем, врываясь внутрь гостиницы, они обрастали ужасными подробностями. Перекошенные, рычащие лица искажает краска, пыль и злоба. В гривы вплетены кости, вплетены деревянные, грубо вырезанные кольца и металлические, грубо отлитые бляхи. Они потрясали клювастыми топорами и дубинами с тупыми железными зубцами. Они стонали и клокотали в бешеном ритме, их глаза пучило бешеной яростью боя.
Снова закричала Элиз, но Финри ощущала странную ясность мыслей. Наверно, новичкам везёт и в храбрости. Или, может, в ней ещё не раскочегарилось прозрение, насколько плохи дела. А дела очень и очень плохи. Метаясь повсюду глазами, она попыталась вобрать в себя всё, не отваживаясь моргнуть, чтобы чего-нибудь не пропустить.
Посередине комнаты старый сержант схватился врукопашную с седоволосым варваром, каждый держал противника за запястье — клинки, покачиваясь, целились в потолок — пихая друг друга то туда, то сюда, словно, отмеряя шаги пьяной пляски, они никак не могли договориться кому вести. Тут же один из скрипачей бил кого-то своим измочаленным инструментом, уже умалившимся до клубка струн со щепками. Снаружи, во дворе, сотрясались ворота, брызгая щепками стражникам в лица, пока те бердышами отчаянно держали створки.
Она поймала себя на желании, чтобы здесь оказался Бремер дан Горст. Наверно, вместо него ей полагалось мечтать о Хэле, но у неё было такое чувство, что храбрость, честь и прилежание тут не к месту. Грубая сила и лютая ярость — вот что сейчас необходимо.
Она увидела, как пухлый капитан с продранным лицом, по слухам, бастард какого-то вельможи, проткнул северянина,
— Сверху! — выкрикнул кто-то.
Дикари как-то взобрались на галерею и оттуда понеслись стрелы. Офицер, прямо рядом с Финри, повалился на стол со стрелой в спине, стаскивая на себя гобелены. Длинный меч загремел из его обвисшей ладони. Волнуясь, она дотянулась и вытащила из его ножен короткий кинжал, а потом снова попятилась к стене, скрыв его под юбками. Как будто посреди всего этого кто-то пожалуется на воровство.
Дверь с треском распахнулась, и дикари хлынули в общий зал со всего постоялого двора. Должно быть, они взяли подворье, убили стражу. Мужчины, отчаянно пытавшиеся отбить врага от окон, оборачивались, на оцепеневших лицах проступал ужас.
— Лорд-губернатор! — выкрикнул кто-то. — Закройте его… — возглас оборвался плаксивым воем.
Схватка потеряла свои очертания. Офицеры всеми силами сражались за каждую пядь, но они проигрывали, их неумолимо теснили по углам и резали одного за другим. Финри оттолкнули, прижимая к стене — быть может бесполезно-рыцарственным жестом, а скорее всего случайным мановением битвы. Рядом Элиз, бледная и рыдающая, с другой стороны — лорд-губернатор Мид, в ненамного лучшем состоянии. Всех троих то и дело пихали спины бойцов, пока те безнадёжно дрались за жизнь.
Финри едва-ли удалось что-то рассмотреть поверх бронированного наплечника стражника, а потом тот упал, и на его место кинулся дикарь, с зазубренным железным мечом в руке. Одним острым взглядом она окинула его лицо. Худое, с соломенными волосами, сквозь мочку уха продеты обломки кости.
Мид поднял руку, всасывая воздух, чтобы заговорить — а может закричать или взмолиться. Зазубренный меч вошёл в него между ключицей и шеей. Он сделал нетвёрдый шаг, закатил к потолку громадные белки глаз. Язык высунулся наружу, а пальцы стягивали взлохмаченную рану, и между ними проступала кровь и текла вниз, на порванное шитьё отворотов его мундира. Затем он рухнул вниз лицом, задев и почти опрокинув стол, спину засыпало стопкой бумаги.
Элиз издала очередной пронзительный вопль.
Глядя на тело Мида, в сознании Финри промелькнула мысль, что всё это из-за неё. Что Судьбы в таком вот виде ниспослали ей отмщение. Оно казалось, мягко говоря, несоразмерным. Она была бы рада чему-нибудь гораздо менее…
— А! — Кто-то сграбастал её левую руку, больно выкрутил и перед глазами появилась гнусная, ухмыляющаяся рожа — полный рот отточенных зубов, на рубцах щеки синеет отпечаток ладони и рябят кровавые пятна.
Она оттолкнула его. Тот ухнул, что-то проскрежетал — и тут стало ясно, что в руке у неё — короткий кинжал, что она вогнала ему сталь между рёбер. Он привалил её к стене, хватая за шею. Она сумела вытащить уже скользкий клинок наружу, просунуть между их телами, и зарычала, проталкивая кончик вверх, под его челюсть. Лезвие скользнуло внутрь. Было заметно, как вздувается кожа на синей щеке, когда туда проник металл.