Героин
Шрифт:
— Что?
— Что белье для тучных людей испытывают в аэродинамической трубе. Вот дрянь!
— Челюсть, на вас клевещут, а вы терпите?
— Вы не смотрите, что мой Челюсть такой тихий-тихий. В зоне то он, говорят, петухом хаживал. Так что с ним лучше не связываться!
— Ира, да кто тебе такое говорил!?
— Челюсть, вы просто безжалостны! Берите свою супругу и идите домой. После того, что она пережила, ей надо хоть немного придти в себя.
— Сережа, я должен перед вами извиниться. Я втянул вас в это дело, а закончиться для вашей Люси это могло очень плохо.
— Перестаньте, пожилой следователь. Все сложилось, как сложилась. Я уже давно не просто Сережа, блатной авторитет по кличке Шпала. Как говорится: «Взрослел как осел и поллюционировал, как молодой мамонт». Если бы мне эта роль не нравилась, я бы давно мог выйти из игры и уехать куда-нибудь. Так
— Понимаю, Сереженька, понимаю. Как говорится: «Да я уже забыла, а ты всё бубнишь». А если бы с Люсей все же что-то случилось?
— Спрос бы был с плоских аульских харь ликвидационной команды. Ликвидировал бы без видимых отрицательных эмоций. Вспомнил бы что-нибудь из того, чему меня когда-то учили. Типа «фугас — это зажигательный заряд, и его главный поражающий фактор — ударная волна», или что-то в этом роде. И решил бы вопрос. А потом ускакал бы галопам под марш Будёнова. В дымке пожарищ.
— Да вы шалун еще тот, Сереженька! Прямо Летающий Истребитель Идиотов, в самом деле. От вас веет каким-то мрачным кладбищенским монументализмом. И интонации, ну точь-в-точь как у косноязычного школьника, улетевшего в эмпиреи. Вы себя просто изводите. Так нельзя, мой дорогой. Впрочем, это подростковое, оно само проходит. И не пришёл еще клоп-черепашка на наши огороды, и мы еще ой как повоюем. Как ваше мнение, Сереженька? Кстати, вот и вашу Люсю, наконец, к нам доставили. Люся-тян, мне передали, что, находясь в неволе, вы вели себя как вьетнамская партизанка, и не потеряла лицо. Ваш супруг может вами гордиться. Кстати, что вы имели в виду, обращаясь к главарю ликвидационной команды, когда сказали ему: «Мастурбатор из Бухары изобрёл волшебные перчатки». А ваша фраза: «Мой муж сделает из тебя наглядное пособие по анатомии под названием «Член обыкновенный», а оставшиеся внутренности продаст аукциону Сотбис»? Не знаю, как других, а меня это впечатлило.
— Не принимайте близко к сердцу, пожилой следователь, это был просто набор случайных слов, почерпнутых из свободных источников. При подобных обстоятельствах и не с такими как я может случиться творческое недержание. Я как лезвие перед своим лицом увидела, так от ужаса совсем разум потеряла. Можно, наконец, я домой пойду.
— Конечно, Люся, конечно.
Последняя доза
— Я повторяю, Ноготь, не у кого и мысли не возникнет, что вы имеете отношение к освобождению заложниц и аресту членов ОПГ «Ликвидационная бригада». Для всех вы — этой мой близкий родственник, возможно, внебрачный сын, который недавно сошел с ума. Только этим и объясняется тот особый статус, который у вас есть в стенах сковского сумасшедшего дома. Этим же объясняются мои периодические к вам визиты. Во время одного из таких визитов я случайно встретил своего одноклассника с вызывающей недоумение фамилией Пищимуха. Еще, будучи учеником школы, он получил от завуча прозвище «Алкоголик-золотые руки». Я его не видел, наверное, лет двадцать, а вот тут встретились. У него, на почве выпитого и пережитого, какие-то голоса в ушах звучат. Разговорились. И он мне рассказал, среди прочего, что главный врач психушки привлекает его к разного рода хозяйственным работам. В плане трудотерапии, так сказать. Ну, поговорили, нашу школу на острове вспомнили, он звал Россию к топору, встал так во весь свой хилый рост и с жаром утверждал, что черный жыдомоссон темными безлунными ночами бродит по Скову и пьет кровь христианских младенцев, истинно вам говорю, православные! Я же призывал его воздержаться от фрондерства в этот тяжелый для Родины час и утешал его тем, что если бы он был женщиной — ему бы нечего было чесать по утрам.… Он еще в молодости на почве озверелого онанизма к матерой антисоветчине скатывался. В свое время мой одноклассник был зачат ради расширения жилья, может это сказалось? Или пьяное зачатие оказало определенное влияние на его интеллект, и он стал непредсказуем как мина-ловушка? Не знаю. В общем, поговорили и разошлись. А когда я прорабатывал все схему с освобождением заложников и арестом ликвидационной бригады, я о нем, болезном, и вспомнил. И на вопросы различных начальников ответствовал следующее. Мол, есть у меня один осведомитель, хороший человек, работящий. Мы с ним когда-то вместе в школе учились и уже лет двадцать он мне иногда информацию подбрасывает. Вот и сейчас, довелось ему в…сковской психушке лежать, белая горячка с ним приключилась. Да и весна сказалась, и шизофрения взяла верх. Так вот, он мне сообщил приватно, что оборудуют в нашей психушке палату какую-то странную. Вначале я этому значения не придал, но потом, как заложниц взяли, я об этой информации вспомнил. Проверили мы психушечку аккуратненько, и точно. В палате этой странной сидят наши бабенки похищенные. Ну
— Не все сразу, гражданин пожилой следователь, будем работать.
— Вы меня поймите правильно, Ноготь. Я просто не хочу, чтобы ваша работа не накрылась тем местом, откуда писают девушки, из-за какой-нибудь ерунды, нелепого недоразумения. Донос — это такой литературный жанр, где не должно быть недомолвок или почвы для разночтения. Все должно быть очень точно и конкретно. Косноязычного мозгоклюйства здесь быть не может. И тогда у нас порядок будет как в танковых войсках. И потом, Ноготь, обращает на себя то обстоятельство, что при письме вы страдаете ненормативной диареей. Откуда это в вас? Впрочем, черт с вами. Ваша хромота с точки зрения орфографии компенсируется душевностью повествования. Считайте меня искренним поклонником вашего графоманского таланта. А потом, хочу спросить вас, преодолевая робость, а когда благодарные читатели смогут порадоваться Вашим новым произведениям? Где были бы более подробно описаны проделки веселого главврача сумасшедшего дома. И тогда редакция журнала «Долги наши», с точки зрения политико-социальной актуальности, могла бы премировать вас бутылкой водки и рыжей бабой.
— Мне не нужна рыжая, оставьте это Олигарху. А я предпочитаю брюнеток.
— Ну, не хотите рыжую, пусть будет брюнетка. Главное, что это не умаляет ценности вашего донесения не только для потомков и в веках, но и для прокурора.
— Пожилой следователь, червоточина любопытства испортила в вас все яблоко порядочности. Вы так не терпеливы! А я ведь как тот нацистский преступник, который шестьдесят лет прятался под кроватью. Будет информация — будет и донесение. Поставлю вас в известность непременно, уверяю вас.
— Ну что пожилой следователь, опять вывернулся?
— В этом вопросе, Аптекарь, я придерживаюсь позиции Турции. По итогам Первой мировой войны именно турецкое государство осудило факт геноцида армян во время Первой Мировой Войны. Это было сделано специальным трибуналом, созданным новым революционным правительством Ататюрка. (факт, сегодня усиленно замалчиваемый правящими кругами Турции). Но в дальнейшем Турция отрицала и отрицает факт уничтожения двух миллионов армян категорически. Так же и я. Меня действительно пытались грохнуть, сейчас я это признаю, но в дальнейшем буду отрицать этот эпизод категорически. Объясню почему. Никаких международных преступных сообществ торговцев наркотиками в нашей стране нет. Есть отдельные преступники-контрабандисты, с которыми мы успешно боремся. И никак иначе.
— Янычарам отдельный зик хайль! Но если ты и в дальнейшем будешь отрицать факт существования организации — тебя обязательно раздавят. Не удалось в этот раз, удастся в следующий.
— Не согласен с тобой категорически. В обществе интеллигентных людей, развитых духовно и нравственно, не существует таких сфер, вопросов или проблем, по которым нельзя было бы договориться на взаимовыгодной, притом внезаконной основе. Я в этом городе пожилой следователь. И любая организация, которая нарушает действующее законодательство на подведомственной мне территории должна или договориться со мной или быть уничтоженной. Иначе они уже не преступники, а бунтари, покусившиеся на устои. А таких у нас нет и быть не может. Сков — это не Бишкек.
— Значит война на уничтожение?
— Она самая. Саранча с самого начала правильно понимал ситуацию. Поэтому он договорился со мной и спокойно работал. И именно потому эти уроды решили его устранить. Он для них просто чужой по духу, не свой. В действительность их решение заменить его является не результатом здравого размышления и анализа ситуации, а продуктом эмоций, раздражения. А любое не умный поступок должен быть наказан. Просто нужно грамотно дожать ситуацию. Как говорит все тот же Саранча: «Танцевал — женись». Так что победы наркореволюции во вверенном мне городе не будет.