Герой-чудотворец
Шрифт:
– Там делают взрывчатку. Один окурок – и весь балаган полетит к черту, – весело объяснил паренек. – Порядочная дыра этот Аттертон.
– Очень похоже. Можно там найти приличный обед и постель?
– В «Стейшен армс» [10] можно получить бифштекс с картошкой, пирог с яблоками, сыр. И кровати там неплохие.
– Тогда вези туда, – сказал Кинни устало. – В этот Аттертон.
На двенадцатой миле, словно безобразная игрушка на конце очень длинной и мокрой бечевки, появился Аттертон. Он оказался именно таким, как описал его парень, и Кинни, не любивший небольшие промышленные города, мрачно рассматривал его. Если не считать его личного присутствия, для города не было ни одной основательной причины,
10
Привокзальная гостиница с рестораном.
В кафе обедало всего три человека. Двое из них шумно ели за одним столом – они, несомненно, были коммивояжерами, – третий, казалось, приехал в Аттертон специально, чтобы покончить жизнь самоубийством. Он был занят своим последним и самым худшим на земле обедом. В щель между полом и дверью невыносимо дуло. Официант страдал от гриппа. Здесь можно было получить бифштекс с картофелем, сколько угодно сыра, но яблочного пирога не было, а были консервированные персики и кастард. (В Аттертоне этот крем в ходу). Меланхолия здесь царила до тех пор, пока в кафе стремительно не влетел молодой человек в очках без оправы на длинном носу.
– Добрый вечер, Джордж, – бросил он официанту. – Добрый вечер, – поздоровался он с присутствующими и пристально посмотрел на Кинни. – Прошу прошения, – начал он уже без стремительности, – вы, если я не ошибаюсь, мистер Кинни? – Взгляд его тоже переменился.
– Да, моя фамилия Кинни.
– Я так и думал. Вы не знаете меня, но я вас знаю. Я слышал ваше выступление на последнем ежегодном обеде нашего «Объединения бережливых». Я ради этого ездил в Лондон.
– О, вы – журналист?
– Журналист, – ответил молодой человек с гордостью. – К тому же я местный корреспондент «Трибюн». Моя фамилия Чантон. – Он достал визитную карточку и положил ее на стол перед Кинни, на которого несомненное уважение молодого человека подействовало благотворно.
– Вы обедаете здесь? Присаживайтесь ко мне.
– Большое спасибо, мистер Кинни.
– Выпьете?
– Большое спасибо, но первым должен был бы предложить я вам, мистер Кинни.
– Как местный журналист?
– Конечно, – засмеялся Чантон. Его лицо сияло от удовольствия: он сидит за одним столом с великим Хэлом Кинни, шутит с ним, смеется и почти уже выпивает.
Кинни тоже был рад этому, он был рад отделаться от самого себя. Ехать к Шаклворсу ему было не с чем. История Стоунли оказалась мыльным пузырем, а в этой унылой части мира он не видел даже и тени большой «гвоздевой» статьи. Об этом он должен был после обеда позвонить Шаклворсу и, значит, унизиться. Унизительным было и то, как он ушел из дома Стоунли. Весь этот проклятый день был полон унижений. И для Кинни присутствие Чантона, в глазах которого он был одним из полубогов, было просто удачей. Он как на солнце нежился под восхищенным взглядом внимательного и тактичного Чантона. Он вновь почувствовал себя великим журналистом. Он еще покажет им. И он, как на параде, вовсю демонстрировал себя перед молодым человеком.
В конце концов оба они принадлежали к одной профессии, и беседовать им было легко и приятно. Сначала Кинни рассказал о лондонских журналистских делах, затем Чантон, не нуждаясь в особом поощрении, рассказал о местных журналистских делах. Он не жил постоянно в Аттертоне, но знал его хорошо и дал Кинни обстоятельный отчет о политике его представителя в парламента (Аттертон был городом, имевшим такого представителя). Какое-то дело – Кинни так и не узнал, да и не хотел знать какое, – связанное с этим представительством, привело Чантона в Аттертон и до сих пор задержало его, так как ему было необходимо
Они перешли в курительную, где занялись виски, и Кинни дал возможность вести разговор собеседнику, надеясь, что обрывки местных новостей и сплетен подскажут ему тему для обзорной статьи или для «гвоздя». Несколько раз он напоминал себе, что всё еще не позвонил Шаклворсу, но каждый раз отыскивал объяснение и не подходил к телефону.
В десять часов Чантон сказал, что должен «кой-куда заглянуть» и встретиться с советником. Он обещал освободиться как можно скорее и вернуться. Кинни не был обречен на одиночество, так как в курительной основательно засели несколько человек. Пропустив несколько рюмок с самого начала вечера, он готов был говорить с каждым и каждого слушать. Он находился в том приятном состоянии, когда рассудок перестает замечать грубую действительность и старается видеть во всем только приятное и красивое. Сам он себе казался человеком больших возможностей. В любую минуту может произойти что-нибудь удивительное. И он был готов писать знаменитые статьи Хэла Кинни.
Сидящие в курительной услышали, как, сигналя, промчалась пожарная команда. Все подошли к двери. В небе не было зарева, которое указало бы, где горит.
– Ручаюсь, ложная тревога, – сказал кто-то.
– Хорошо, если ложная, – сказал местный житель.
– Нет, люблю смотреть на пожары.
– Только не в этом городе. Слишком опасно. Поэтому-то пожарники всегда начеку. Одна из лучших команд в Англии. Вот эта, что сейчас сигналила. Заметили, с какой скоростью она проехала мимо? Куда они поехали? – спросил он человека, который стоял, опираясь о стенку.
– К концу канала.
– Слышали, к концу канала? Туда, где делают все эти штуки.
– Взрывчатку? – спросил Кинни, вспомнив, что ему рассказывал шофер.
– Именно. Черт побери, а известно ли вам, джентльмены, там столько взрывчатки, что ее достаточно, чтобы полгорода провалилось в ад и вылетело из него. Да-да. Я не шучу.
– В таком случае торопитесь в погреб, да поживей! – крикнул один из коммивояжеров и засмеялся.
– Смейтесь. Но, уверяю вас, смешного в этом будет мало. Если взорвется газометр, так это пустяк по сравнению с тем, что может произойти здесь. Помните, что недавно случилось в Германии? Здесь может быть точно такое же, даже похуже. Не надо пожара, достаточно несколько хороших искр, и через полминуты Аттертон будет похож на Вими-Ридж, только мы его не увидим – нас размажет по стенам.
Минуту или две все молчали. Пока молчание продолжалось, Кинни вдруг почувствовал, что ему страшно. А вдруг… Он тотчас же отмахнулся от этой мысли. Такого не может быть. Во всяком случае с ним.
– Что ж, – сказал коммивояжер, засмеявшись уже хриплым, неестественным смехом, – если там пожар, я не собираюсь его тушить. Как вы смотрите, не пропустить ли нам, пока мы в состоянии сделать это, еще по стаканчику виски?
Они вошли внутрь, эти солидные, уверенные в себе люди дела.
Зазвонил телефон. Вызывали Кинни. На другом конце провода его ждал его молодой друг Чантон.
– Алло! Мистер Кинни? Здесь хорошая тема. Я не знаю, достаточна ли она ценна для вас, но мне кажется, она очень стоящая. Это ничего, что я вас беспокою?
– Ничего, ничего, – ответил Кинни. – Что случилось?
– Я на АКП – «Ассошиэйтед коул продактс», где производят из угля горючее. Они называют его каолином. У них тут случилось короткое замыкание или что-то в этом роде. Так или иначе, но на заводе возник пожар, и если бы молодой парень, который работает здесь, не начал тотчас же, вооружившись топором, гасить огонь, громадный резервуар каолина взлетел бы на воздух. Что случилось бы потом, трудно даже представить. Мы бы тоже, наверное, взлетели бы. Да-да, это правда. В соседнем цеху производят взрывчатку дьявольской силы, всё бы это взорвалось, и город вместе с ним. Правда, правда, нам еще повезло, что мы остались живы. Только благодаря этому парню. Он немного обжег руку. Кстати, он читатель, постоянный подписчик «Дейли трибюн». Он только что сказал мне об этом. Я думаю, это стоящая тема.