Герой Рима
Шрифт:
Взгляд Валерия привлекла фигура в развевающемся синем платье. Художник сделал ее красивой так, как не может быть красивой ни одна настоящая женщина. — А кто это?
Киран колебался, и Валерий почувствовал, как его взгляд метнулся к жене. — Это королева бригантов Картимандуя, — сказал бритт. Валерий услышал, как позади них насмешливо фыркнула Энид. — Она опоздала на церемонию, но одной из первых осознала преимущества римского правления.
— Она предательница. — Голос Мейв доносился из дверного проема и казался неестественно громким в маленькой комнате.
— Моя жена – не единственная дама, не знающая своего места, — мягко сказал он. — Тебе следует повидаться
— Теперь я искренне прошу у вас прощения и терпения. — Киран нахмурился и взглянул на Нумидия, но инженер по-прежнему не обращал внимания ни на что вокруг. — Лукуллу было бы плохо, если бы в Колонии узнали, что его дочь употребила это слово в связи с Картимандуей. Никто у римлян не пользуется большим уважением, чем она, однако, поскольку я считаю вас своим другом и очень особенным римлянином, я скажу, что ее репутация среди ее соотечественников менее приятна. Мейв молода, а молодые, по крайней мере среди нашего народа, хотят, чтобы их голоса были услышаны, даже если то, что они говорят, иногда глупо или обидно.
Он вернулся к картине. — В тот день наш мир изменился, но некоторые из нас до сих пор не осознают реальность. Я часто задавался вопросом, почему мой двоюродный брат хочет повесить на стене изображение величайшего позора своего народа. Он говорит, что это прекрасная картина прекрасного художника, и в этом есть некоторая заслуга. Но я думаю, правда в том, что ему нужно каждый день напоминать себе, что жизни, которую он когда-то знал, больше не существует, и что он должен надеть свою римскую одежду, римскую обувь и занять свое место в Колонии как римлянин, потому что для него нет другого пути.
Кивнув, Киран присоединился к жене. Валерий неохотно вышел в ночь и подождал, пока из конюшни выведут его лошадь. На мгновение он постоял рядом с животным, наслаждаясь прохладным ночным воздухом. Свет полной луны залил округу серебром, а вдалеке он услышал жалобный крик охотящейся совы.
— Мы считаем, что сова – посланник богини. — Она была частично спрятана в тени дверного проема, где, должно быть, ждала, пока слуга не ушел. — Встреча с ней может быть хорошим предзнаменованием или плохим. — Голос у нее был медовый; вспышка гнева, случившаяся несколькими минутами раньше, могла никогда не случиться.
— Это очень похоже на послание от наших богов, — ответил он, думая о гадании у ступеней храма. — Признаки могут быть хорошими или плохими, но они никогда не бывают ясными. Иногда приходится решать самому.
Он почувствовал ее улыбку. Он хотел, чтобы она вышла на свет.
— Мне сказали извиниться за свое поведение. — Теперь голос был пародией на голос маленькой девочки, а в словах слышалась легкая дрожь. Это произвело на него странное тревожное впечатление. — Вы гость моего отца, и он считает, что я вас чем-то оскорбила. Я не собиралась. Мой дядя говорит мне, что я должна научиться контролировать свой язык.
— Ваш дядя – хороший человек.
Небольшое колебание. — Да, но иногда он слишком честен.
Теперь настала очередь Валерия улыбаться. — Может ли человек быть слишком честным?
— О, да. Потому что за всякую честность приходится платить. — Голос девушки пропал, и это было сказано с женской уверенностью. — Однажды Киран может счесть это слишком высоким.
— Могу я увидеть вас снова? — Он даже не был
— Это вызовет… осложнения. — Из темноты донесся шепот. — Но…
— Но?
Еще одна долгая пауза заставила его подумать, что она ушла.
— Но, если ты действительно этого хочешь, ты найдешь способ.
Обратный путь в Колонию казался намного короче. В какой-то момент призрачная фигура пересекла его путь в нескольких сотнях ярдов впереди. Он решил, что это не сова.
Глава XII
Последние лучи заходящего солнца падали на крышу ветхого храма Юноны Монеты, который делил вершину Капитолия в полумиле от Форума с гораздо более величественным домом Юпитера Капитолийского. На этот раз Луций Анней Сенека согласился с мнением своего императора о разорении большей части центрального Рима. Тем не менее сейчас было не время поднимать эту тему.
— А Британия? — спросил он.
— Британия? — Светлые глаза были теневой завесой для того, что происходило позади них. Лицо херувима слегка наклонилось, показывая озадаченность. Намек на улыбку тронул губы в форме лука купидона, но в воздухе звучало легкое раздражение, в котором звучало предостережение. Сенека улыбнулся в ответ.
— Наша островная провинция – последняя тема дня, Цезарь, ты ведь не забыл? — Улыбка осталась на месте, но Сенека заметил, что взгляд стал жестче. Он играл в эту игру много раз, но мальчик – странно, что он все еще думал о нем как о мальчике, хотя ему было почти двадцать два года, – теперь был императором, а играть в игры с императорами, какими бы знакомыми они ни были, было все равно, что играть с гадюкой. Агриппина, мать мальчика, забыла об этом простом правиле, и он заставил ее заплатить цену за одно из самых нелепых и неудачных покушений, когда-либо придуманных. Когда его разваливающаяся лодка не справилась со своей задачей, наемники Императора прибегли к простому и гораздо более эффективному способу – закололи ее на смерть.
— Напомни мне. — Луций Домиций Агенобарб, известный как Нерон, кивнул Сенеке, чтобы тот продолжал. Никаких обид не было.
— Завоевана твоим уважаемым отчимом, подвиг, за который Рим наградил его триумфом в знак признания его военной доблести. — Занавес на секунду приподнялся, когда Нерон попытался совместить образ слабоумного, шатающегося старого Клавдия с победоносным полководцем, двадцать два раза провозглашенным императором, которого увековечила арка на Виа Фламиния. — Ваша власть установлена четырьмя легионами: Двадцатый и Второй на западе, к которым вскоре присоединится Четырнадцатый, и Девятый на севере, где еще предстоит принести щедрость Рима.
— А восток?
Сенека помолчал. Это было более опасное место. — Умиротворен. Покоренные племена безоговорочно принимают ваше правление. Колония, основанная императором Клавдием в крепости триновантов, процветает, и ее жители процветают. Это пример для всей Британии. Храм, посвященный культу твоего божественного отчима, – шедевр, достойный самого Рима, но… — он помедлил в знак уважения к деликатному решению, которое поставил перед мальчиком, — тут, конечно, вопрос, может ли он быть повторно посвящен.