Герой Рима
Шрифт:
— Я не верю, что они на самом деле были семи футов ростом, — прошептал он. — И они истекают кровью так же легко, как и любой другой мужчина. Тебе нечего бояться, если ты будешь держать щит поднятым, а меч острым.
— Но действительно ли они сжигают пленников заживо и поедают их еще бьющиеся сердца?
Он улыбнулся. — Только на севере, а ваше подразделение, по-моему, на западе.
— На западе тоже сжигают пленных. — Рычание исходило от грубо скроенного центуриона, сидевшего у огня в углу комнаты. — По крайней мере, друиды. Но ненадолго. Я служу в Четырнадцатом, и мы собираемся решить этот вопрос навсегда. Они думают, что они в безопасности на своем маленьком острове, но единственный
Валерий огляделся, чтобы посмотреть, кто может подслушивать. Подобные разговоры были обычным явлением среди солдат, но, когда он услышал, что мужчина трубит о подробностях предстоящей военной кампании, волосы на его затылке становились дыбом. Все слуги в мансио были рабами бриттами, и он сомневался, что им можно доверять. Он слышал много историй о безжалостной жестокости друидов, но за этими историями скрывалось маловероятное уважение. Эти люди, эти жрецы были тем звеном, что связывало британские племена до тех пор, пока Клавдий не разрушил их единство сочетанием военной мощи и уловок. Возможно, их загнали обратно на их священный остров, но они все еще были организованы. Шпионы были не только у Рима. Он бросил на центуриона предостерегающий взгляд, но тот отказался замолчать.
— Все знают, а почему бы и нет? — вызывающе сказал он. — Если бритты будут сражаться, тем лучше. Чем больше будет тех, кто попытается остановить нас, тем больше паразитов мы убьем.
Валерий внезапно представил себе пару полных огня глаз и сверкающий нож; человек, который хотел убить его больше, чем любил саму жизнь.
— Что, если их слишком много, чтобы ты мог их убить?
Глава XV
На следующий день он проснулся до рассвета и присоединился к легионерам гарнизона Лондиниума на тренировочном поле форта. Часовая тренировка с мечом стал такой же частью его жизни, как еда и питье, и он достиг стадии, когда он наслаждался небольшими мучениями, которые сопровождали доведение своего тела до предела. Он знал, что Лунарис вряд ли прибудет до позднего вечера, и пока он сражался со щитом своего противника, он решил провести утро в общественных банях, расположенных на набережной рядом с гостиницей, где он договорился встретиться с дупликарием. Там он провел несколько приятных часов, слушая бессвязные и, несомненно, непристойные сплетни в банях и удивляясь тому, как удачно ему повезло, что после столь долгого воздержания он дважды за столько недель получил удовольствие от кальдария и тепидария. Позже, раб смазал его тело маслом, прежде чем соскрести всю грязь с его кожи острым стригилом, и к тому времени, как он вышел из бани он, трибун чувствовал себя более расслабленным чем за последние месяцы.
Все еще охваченный приятной эйфорией, он добрался до таверны, счастливый видеть, что она не была включена в состав одного из многих строительных проектов, происходящих вокруг нее. Она занимала первый этаж трехэтажного дома и была идентифицирован по амфоре, свисавшей под углом на двух цепях над дверным проемом. Раскрашенный плакат рядом с открытой дверью рекламировал лучшие импортные вина, но Валери1 знал, что любой, кто думает, что найдет их в таком месте, как это, обречен на разочарование. Внутри на стенах мерцали масляные лампы, но, казалось, они давали больше дыма, чем света. Здесь было оживленно даже в этот час
Лунарис сделал выбор, и Валерий мог понять почему, но это было не то место, которое он выбрал бы для себя. Комната, в которую он вошел, была с низким потолком и имела размеры примерно тридцать на пятнадцать шагов, с пятью или шестью сидячими нишами, где мужчина мог заниматься своими делами в относительной конфиденциальности. В другом заведении вид офицерского мундира вызвал бы тишину в разговоре, но здесь его коллеги-посетители проигнорировали его присутствие. Отблеск алого во мраке сказал ему, что он не единственный армейский среди всех этих моряков. Он протиснулся к стойке сквозь толпу, соперничая за внимание нескольких сильно разукрашенных и не полностью одетых женщин.
— Что будешь?
Лунарис сказал, что гостиница принадлежала отставному легионеру-ветерану, который продал дом в Колонии и переехал в Лондиниум. — Я из Двадцатого, — сказал он, как ему и было приказано.
Мне плевать, если ты с «верблюжьими горбами», — рассмеялся трактирщик. — Что будешь?
Ну что ж, все выглядело так, как будто это место перешло к новому владельцу. — Все, что угодно.
— Теперь ты заговорил. На прошлой неделе к нам поступила партия с Сардинии. Кувшин тебе обойдется на пару сестерциев дороже, но ты не пожалеешь. — Он повернулся, чтобы уйти, но Валерий схватил его за рукав.
— Если я это сделаю, я буду не единственным.
Мужчина рассмеялся, не обращая внимания на угрозу. — Поступай как знаешь. Ты получишь место вон там. — Он указал на темный угол. — Я попрошу раба принести его.
Валерий протиснулся в угол и сел спиной к дверному проему, который, судя по запаху, вел то ли в кухню, то ли в уборную, а может, и в то и другое. Молодой человек с повязкой на глазу принес ему кувшин, до краев наполненный темной жидкостью, и поставил рядом с ним облупившуюся чашу. Раб потянулся, чтобы налить вино, но Валерий отмахнулся от него. Он огляделся, уже сожалея о импульсе, который привел его в дверь. От шума и дыма после многочасового пребывания в бане у него слегка закружилась голова. Он только что решил уйти после единственной чаши, когда за его спиной поднялась небольшая суматоха, когда двое пьяниц столкнулись в дверном проеме, бормоча проклятия.
Звук одного из голосов зазвенел в его голове предупредительным звоночком, и он приподнялся, потянувшись к ножу на поясе. Слишком поздно! Рука обвилась вокруг его горла, и он почувствовал мозолистую руку на затылке в классическом борцовском приеме, который, как он знал, мог сломать ему шею, как сухую ветку. Он вцепился в руку обеими руками, пытаясь вырваться из железной хватки, которая уже душила его, но давление на затылок усилилось, и зрение стало затуманиваться. «Я мертв», — подумал он. В то же мгновение хватка ослабла, и, когда он задыхался, рев смеха ударил по
его ушам. Высокая фигура в красной тунике, спотыкаясь, заняла место напротив него и уставилась через стол пристальными покрасневшими глазами.
— Есть выпивка для старого приятеля, красавчик? У меня почти закончились наличные. РАБ! Раб! Еще одну чашу и принеси еще кувшин.
Креспо.
— Думал, ты у меня там, а? Всего один поворот, и – треск – ты пропал. — Сицилиец усмехнулся. — Однажды я так убил человека. Выглядело так, как будто у него была голова была задом наперед. РАБ! О как раз вовремя. — Мальчик прибыл со второй чашей и еще одним переполненным кувшином и отступил, бросив испуганный взгляд на Креспо, пока римлянин осторожно наливал вино в две чаши.