Герой Веков
Шрифт:
Большая часть лежавшей на столе перед Сэйзедом метапамяти сейчас пустовала. В последний раз он воспользовался ею больше года назад, во время ужасной битвы в Лютадели. Та битва во многих смыслах иссушила его. Десять колец, разложенных в стороне от общей кучи, едва не лишили террисийца жизни. Марш выстрелил в него этими кольцами, как монетами, и они, пронзив кожу, впились в тело. Это, однако, позволило Сэйзеду воспользоваться хранившейся в них силой и исцелиться от ран.
Самыми ценными в коллекции были четыре наруча из полированной меди, которые следовало носить на плечах или предплечьях. Они предназначались для хранения воспоминаний.
Когда Сэйзед был молод, пожилой ферухимик прочитал ему вслух все содержание своей метапамяти. Эти знания Сэйзед перенес в собственные медные наручи. Вседержитель приложил все усилия, чтобы стереть память о прошлом. Хранители занимались противоположным — собирали истории о том, каким был мир до пеплопада. Они помнили названия городов и королевств, берегли утерянную мудрость.
Запрещенные Вседержителем религии они тоже сохранили. Ради того дня, когда их можно будет снова проповедовать. Правда, была у хранителей-ферухимиков и еще одна цель — отыскать утраченную религию террисийцев. Поиски затянулись на века, однако обнаружить ее так и не удалось.
«Интересно, чем бы все обернулось, если бы мы ее нашли. — Сэйзед машинально взял в руки стальную метапамять и начал ее тихонько полировать. — Вероятно, ничего бы не изменилось».
Оставалось еще пятьдесят религий. Зачем обманывать себя, надеясь обнаружить в них больше правды, чем в предыдущих двухстах пятидесяти? Ни одна из религий не выжила. Может, пора оставить их в покое? Просматривая листочки из папки, Сэйзед не мог отделаться от мысли, что видит перед собой одно из величайших заблуждений всех хранителей. Они боролись за память о верованиях, которые самим своим исчезновением доказали, что помнить о них не стоит. Так зачем же их воскрешать? В этом было не больше смысла, чем в выхаживании хилого зверька, который обречен стать добычей хищников.
Продолжая полировать метапамять, Сэйзед краем глаза видел наблюдавшего за ним Бриза. Гасильщик заглянул в «комнату» террисийца, пожаловаться на бессонницу, причиной которой стал так и не появившийся Призрак. Сэйзед кивал, не переставая полировать. Он не хотел ни с кем беседовать, он мечтал побыть в одиночестве.
К несчастью, гасильщик поднялся и подошел ближе:
— Иногда я тебя не понимаю, Сэйзед.
— Сомневаюсь, что я столь уж загадочен, лорд Бриз, — возразил хранитель, принимаясь за полировку маленького бронзового кольца.
— Зачем ты это делаешь? Ты ведь больше их не носишь. Я бы даже сказал, ты их презираешь.
— Я их не презираю, лорд Бриз. В каком-то смысле в моей жизни не осталось ничего святого, кроме них.
— Но ты же их не носишь.
— Нет. Не ношу.
— Но почему? Думаешь, она бы этого хотела? Она тоже была хранителем. Думаешь, ей бы понравилось, что ты отказался от метапамяти?
— Причина моего поведения никак не связана с Тиндвил.
— Разве? — Гасильщик со вздохом присел за стол. — И с чем тогда? По правде говоря, Сэйзед, ты ставишь меня в затруднительное положение. Обычно я понимаю людей, но ты для меня загадка, и это очень беспокоит.
— Помните, чем я занялся после смерти Вседержителя?
— Ты отправился учить людей Последней империи. Нести им забытые знания.
— А я рассказывал, что из этого получилось?
Бриз
— Ничего хорошего. — Террисиец взял очередное кольцо. — Им было, в общем-то, все равно. Религии былых веков их не интересовали. А разве должно быть иначе? Зачем поклоняться богам, которых забыли?
— Людей всегда интересует прошлое, Сэйзед.
— Возможно. Но интерес и вера — разные вещи. Эту метапамять стоило бы поместить в музей или в старую библиотеку. Ее содержимое бесполезно для наших современников. Пока правил Вседержитель, мы, хранители, притворялись, будто делаем жизненно важную работу. А в итоге получилось, что от нашего труда нет никакой пользы. Вин не понадобились наши знания, чтобы убить Вседержителя. Я, скорее всего, последний хранитель. Мысли, записанные в этой метапамяти, умрут вместе со мной. И время от времени я не чувствую по этому поводу никаких сожалений. Этот век не для ученых и мыслителей. Ученые и мыслители не помогут накормить голодных детей.
— И поэтому ты их больше не носишь? Потому что они кажутся тебе бесполезными?
— Это еще не все, — продолжал Сэйзед. — Носить их — значит притворяться. Делать вид, будто их содержимое кажется тебе нужным. А я еще не решил, так ли это на самом деле. Если я их надену, то почувствую себя предателем. Я отказался от них, потому что не могу судить о них здраво. Я просто не готов поверить, как верил когда-то, что собирать сведения и религии важнее, чем что-то делать. Очень возможно, что, если бы хранители сражались, Вседержителю пришел бы конец еще много веков назад.
— Но ты же сражался, Сэйзед. Ты не сидел без дела.
— Я больше не отвечаю только за самого себя, лорд Бриз. Я воплощаю всех хранителей, поскольку я, видимо, последний. И, будучи последним, я не верю в то, что проповедовал раньше. Здравый смысл не позволяет мне считать себя тем же хранителем, каким я был когда-то.
— Ты болтаешь ерунду. — Бриз со вздохом покачал головой.
— Для меня это не ерунда.
— Это потому, что ты растерялся. Наш новый мир кажется тебе неподходящим для учености, но, мой дорогой друг, время покажет, что ты ошибаешься. По-моему, именно сейчас, страдая во тьме, которая может предвещать конец всему, мы как никогда нуждаемся в знаниях.
— Да неужели? Разве я могу внушать умирающему то, во что не верю сам? Как я могу говорить о боге, когда знаю, что его нет?
Бриз слегка подался вперед:
— Ты действительно так считаешь? Считаешь, что никто не хранит нас?
Сэйзед молча полировал метапамять, однако его движения делались все более медленными.
— Я еще ни в чем не уверен, — сказал он наконец. — Иногда я надеюсь, что смогу отыскать истину. Однако сегодня эта надежда очень слаба. Над этой землей нависла тьма, лорд Бриз, и я не знаю, сумеем ли мы победить ее. Я даже не знаю, хочу ли я с ней сражаться.
Гасильщик выглядел обеспокоенным. Он открыл рот, но не успел ничего сказать — пещеру заполнил грохот. Кольца и браслеты на столе задрожали и зазвенели, с полок посыпались консервные банки, которые Горадель и его солдаты не успели переместить на пол как раз на случай землетрясения.
Через некоторое время толчки прекратились. Бриз сидел с побелевшим лицом и смотрел вверх, на потолок пещеры.
— Хочу тебе сказать, Сэйзед, что каждый раз во время землетрясения я думаю, стоило ли прятаться в пещере. Похоже, это не самое безопасное убежище на такой случай.