Герой жестокого романа
Шрифт:
Его звали Глебом.
Он прижал меня к стеночке (не из мужского интереса, а в рамках своих профессиональных обязанностей), ощупывая тело. У него самого под свитером чувствовался внушительный бугор металлического происхождения.
Глеб свой вопрос повторил. Относительно моих дел я честно ответила, что хотела бы поговорить с Петром Петровичем.
– О чем? – прищурился парень, все еще ощупывая мое тело, теперь, правда, не только из профессиональных обязанностей.
– Пусть это останется между твоим шефом и мною, – ответила я, пытаясь вывернуться из крепких объятий и молясь о появлении кто-то
– Говори, а то не пропущу.
Я считала, что он и так сделает все возможное, чтобы меня не пустить к Багаеву (только бы вообще отпустил), но я уже решила идти до конца.
– Ну если ты так настаиваешь… Правда, я не уверена, что твой шеф будет рад, что я тебе это открыла…
– Хватит! – рявкнул Глеб, исследуя место чуть пониже моей спины. Не знаю уж, какое оружие он там искал.
– О моей маме, – заявила я, нагло глядя в глаза собеседнику.
– О чем? – промычал он, не веря своим ушам. Его руки даже прекратили свою работу.
Я повторила и попросила доложить обо мне именно таким образом. Глеб начал заводиться, и тут в проеме появился один из его товарищей, по всей вероятности, направившийся на поиски старшего. Охранник опешил при виде нас, прижавшихся друг к другу.
– Э… – кашлянул он. – Извините.
И повернулся, чтобы идти назад.
– Андрюха, стой! – рявкнул Глеб. И руки с моего тела убрал.
В это мгновение к нам присоединилась медсестра (непонятно откуда возникшая) и недовольным властным тоном заявила Глебу, чтобы не забывал, где находится. Глеб стал перед нею извиняться, меча на меня взгляды-молнии. Медсестра сурово его отчитывала, не обращая на меня никакого внимания. Ей было лет сорок, физиономию она имела страшную, тело мощное, а руки сильные и волосатые и молодцев с накачанными мышцами нисколько не боялась, да и вела себя, как хозяйка кабака в дебрях Дикого Запада или строгая воспитательница детского сада с нашкодившими дошколятами. Молодцы не пытались ей возражать, а переминались с ноги на ногу. Послать ее по известному адресу тоже не спешили. Мне хотелось ей поаплодировать, но я сдержалась. Еще было неизвестно, как она может прореагировать на меня.
– Так, нечего тут стоять, – закончила свою гневную речь медсестра. – Давайте на отведенное вам место. Всю больницу вы еще не купили. Прихватизируете – тогда делайте что хотите. А пока – извольте. И телевизор потише сделайте. Больным мешаете.
Затем она повернулась ко мне и сурово оглядела меня с головы до ног.
– Вы к кому пришли, девушка? – поинтересовалась.
– К Петру Петровичу, – промурлыкала я, без тени страха встречаясь взглядом с теткиными внимательными глазами. – Только меня почему-то не пускают. И кричат. И руки распускают.
Глеб хотел открыть рот, но тетка так на него зыркнула, что он предпочел замолчать.
– А вы ему кто? – слегка прищурилась тетка.
– Я лично – никто. Петр Петрович был знаком с моей мамой. Но мама… приехать не может.
Не знаю уж, что подумала тетка, но сказала мне «Пошли!» и первой двинулась по коридору в нужном направлении. Я резвенько затрусила за ней, победно глянув на двух молодцев, пристроившихся рядом. Глеб попытался что-то вякнуть, но тетка его попытку пресекла, заявив, что их компания уже всей больнице надоела.
Товарищ Глеба попытался вставить, что они должны проверять всех приходящих к патрону. На наличие оружия, добавил Глеб.
– Это он меня облапать хотел, – пискнула я сзади. – И теперь оправдание придумывает.
– Что, я не понимаю, что ли, девушка? – впервые улыбнулась тетка, мне подмигивая. – Все они, кобели, одинаковые. Знаю я эти проверки на оружие. Теперь, значит, так называется? В мои-то годы по-другому говорили…
– Да у нее вы знаете, что может быть? – закричал Глеб, забегая вперед перед теткой и ее перебивая.
– Тебе уже не раз говорили: не ори. Ты лучше взгляни на девушку. Где она могла пистолет спрятать? Вот у тебя сразу видно. А у нее где?
– В сумке, – мгновенно вставил товарищ Глеба.
– На, смотри, – тут же протянула я ему сумку, заметив по ходу, что до этой минуты Глеб сумкой не интересовался, занимаясь исключительно моим телом.
– Чего ты ему даешь? – встряла тетка. – Обойдется. Судят обо всех людях по себе. Отдай сумку девушке! Отдай немедленно!
Тетка так рванула мою сумку, что я забеспокоилась. Но сумка осталась цела. Я тут же повесила ее себе назад на плечо и снова победно посмотрела на молодцев.
Наконец мы вышли в нужный холл, где перед телевизором сидел еще один молодой человек, удивленно вылупившийся на нашу компанию.
Он не нашел ничего другого, как сказать:
– Здрасьте!
Я ему улыбнулась и вежливо поздоровалась, затем вслед за теткой юркнула в палату, за нами последовали Глеб и его товарищ.
Петр Петрович возлежал на довольно широкой кровати и читал газету. Палата оказалась просторной, там, как и в холле, стояла видеодвойка, имелся свой санузел, холодильник, электрочайник, кофеварка. Тумбочка у изголовья была завалена газетами, большой подоконник – экзотическими фруктами, на той, что в ногах кровати, стояла ваза с большим букетом роз.
При нашем появлении Багаев отложил газету в сторону и глянул на честную компанию поверх очков.
– Почему ваши люди зажимают девушек в коридоре? – спросила тетка суровым голосом. – Девушка пришла вас проведать, а ваши охранники под видом досмотра ее тискают? Почему вы их должным образом не воспитываете? Мало того, что шумят в холле, так еще и сексуальными домогательствами занимаются.
– Э… – промычал Петр Петрович, переводя взгляды с охранников на меня, на тетку и обратно, при этом нервно поглаживая лысину довольно внушительных размеров.
Медсестра тем временем выговаривала Петру Петровичу дальше. В общем, ему следовало провести работу со своими сотрудниками, что он и обещал сделать. Мальчики стояли пунцовые. Наконец тетка с чувством исполненного долга удалилась. Перед уходом, правда, показала мне на кнопку вызова над кроватью Петра Петровича, чтобы я, в случае чего, нажала. Она тут же прибежит. И сверкнула глазами на молодцев.
– Брысь! – сказал Багаев Глебу и его напарнику.
– А она? – кивнул Глеб в мою сторону.