Геворг Марзпетуни

Тер-Ованисян Григор

Но неумолимая судьба решила иначе. Не успел он сделать нужных распоряжений и привести в порядок дела, как пришло известие из Утика, что Цлик-Амрам, соединившись с гугарским и тайским князьями, передает три северные области Армении абхазскому царю Беру. (В это время отец Бера Гурген, тесть Абаса, уже скончался, и вместо него Абхазией правил Бер.)

Это известие сильно поразило двор, но особенно огорчило царя и князя Марзпетуни.

Когда князь вошел к царю, чтобы узнать его мнение по поводу новой измены Амрама, он нашел его грустным и больным.

— Эта измена, — сказал царь, — продолжение прежней. Сепух, как я уже

тебе говорил, враг не народа, а мой личный враг. Вся его злоба направлена против меня. Он успокоился, потому что я бежал от него и бесславно жил на Севане. Мое несчастье удовлетворило его, и огонь мести угас в его сердце. Но сейчас, когда я вернулся на престол, старая злоба и месть вновь вспыхнули в нем, и он задумал новую измену. Этот человек думает, что судьба мне опять благоприятствует, что для меня взошла заря нового счастья, и снова хочет причинить мне боль. Он передает армянские области Беру, нашему давнему врагу… Если бы он знал, что мое сердце смертельно ранено, быть может, он по-человечески пожалел бы меня и перестал совершать зло…

— Я передам дела великому князю Абасу и поеду в Утик. Быть может, я сумею предотвратить опасность, пока абхазский царь еще не явился за своей добычей, — сказал князь Геворг.

— Съездить в Утик? Да, это было бы хорошо. Но ты очень устал. У армян нет второго Марзпетуни, ты должен беречь себя.

— Все Марзпетуни были бы ничтожными людьми, если бы сидели сложа руки. Прикажи мне, государь, завтра же ехать в Утик. Возможно, что я еще успею помочь делу, — повторил князь.

Царь несколько минут молча смотрел на Марзпетуни, словно не решаясь говорить.

— Может быть, есть какая-нибудь помеха? — спросил его князь.

— Нет, поезжай; надеюсь, на этот раз ты убедишь его… Но где ты рассчитываешь найти Амрама?

— Объеду весь Утик.

— Нет, поезжай прямо в Тавуш, вероятно, он еще там.

— В Тавуш? Превосходно. Но прежде всего я направлюсь в Гугарк.

— Когда ты намереваешься выехать?

— Хоть завтра. Меня здесь ничто не удерживает.

— Завтра? Так скоро?

— Чем скорее, тем лучше.

Сердце царя замерло. Вместе с грустью какое-то радостное беспокойство овладело им. Он забыл северные области, забыл Бора, Цлик-Амрама… Его мысль унеслась в Тавуш, проникла во внутренние темницы замка, ища там несчастную узницу, красавицу княгиню, чьи огненные глаза зажгли роковую любовь в его сердце и стали причиной стольких зол… Сколько времени он не видел ее, сколько времени не имел от нее известий!.. Умерла она или жива еще? Любит ли его или проклинает?.. Он ничего не знал.

Еще тогда, когда он с егерскими войсками вступил в Гугарк, он узнал, что Амрам заключил свою жену в темницу и держит там как приговоренную к смерти… Больше о ней он ничего не слыхал. А теперь, когда князь Геворг едет в Тавуш, он, конечно, привезет какое-нибудь известие о княгине Аспрам… О, как бы он хотел поручить ему, приказать!.. Нет, просить его, умолять, чтобы он вошел в келью, в эту мрачную темницу, где заперта жертва несчастной любви, поговорил бы с ней, сказал, что армянский царь, Ашот Железный, не забыл ее, что он по-прежнему любит ее… Что он жестоко страдает, думая о ее несчастной судьбе, видя пред собой ее измученное лицо, заплаканные глаза…

Но разве можно дать такое поручение Марзпетуни, этому добродетельному герою, который признает в мире только две святыни — родину и семью?

Царь

знал это и поэтому ничего не сказал князю. Он довольствовался и тем, что князь в Тавуше услышит что-нибудь о княгине и расскажет ему.

На следующий день князь Марзпетуни со своими телохранителями выехал из Еразгаворса и направился в Гугарк.

4. Конец старых печалей

Несмотря на то что снег уже покрыл Гугарские горы и дороги из крепости Тавуш были занесены сугробами, в княжеском замке многочисленные слуги были заняты укладкой вещей, перевязыванием тюков и приготовлением запасов. Одни вели в поводу мулов, другие навьючивали их, третьи седлали лошадей. Во всем замке не было видно ни одной женщины. Даже одежду и утварь укладывали слуги, хотя это всегда было делом служанок, — как будто какой-то бич изгнал из замка всех женщин.

В одном из верхних покоев, где в большом камине горел огонь, прохаживался сепух Амрам. Лицо его было грустно, лоб весь в морщинах, взгляд угас. Пышная борода, спускавшаяся до пояса, уже серебрилась, резко выделяясь на черной одежде. Стан сепуха не опоясывал серебряный пояс, и на перевязи не висел выложенный золотом меч. В руках у Амрама были четки, которые он перебирал, медленно шагая по залу.

Вдруг он остановился перед узким окном и стал внимательно вглядываться в ущелье Тавуша, по склону которого быстро поднимался отряд всадников. Как он ни напрягал зрение, все же не мог разглядеть едущих.

Когда отряд подъехал к крепостным воротам, он узнал князя Марзпетуни и, выйдя на каменный балкон, приказал немедленно открыть ворота.

«Зачем он приехал? Что ему надо от меня?» — подумал сепух, возвращаясь в комнату.

Князь Геворг, заметив во дворе приготовления к отъезду, прошептал:

— Мы опоздали, он уезжает.

Поднимаясь в верхние покои замка, князь увидел полное разорение. Ковры и украшения были сняты, диваны убраны, светильники спущены, — словом, замок опустел.

«Почему так спешно, зимней порой?..» — подумал князь и не смог ответить.

Когда он вошел к сепуху, тот сидел у камина, перебирая четки.

— Князь Марзпетуни, ты в Тавуше?! — воскликнул сепух, направляясь к гостю с какой-то рассеянной улыбкой, не смягчающей его хмурого лица.

— Как видишь, великий сепух, я здесь. Приехал в гости к тебе в замок, а ты как будто нарочно обнажил его!

— Это бог обнажил его, дорогой князь. Он отнял у меня лучшее украшение моего замка! — ответил сепух дрожащим голосом и, пожав руку князю, предложил ему сесть перед камином.

— Сядь, погрейся! Холод, наверно, пробрал вас в дороге? Наше Тавушское ущелье славится буранами, — продолжал он, помешивая щипцами угли.

— Да, досталось нам в горах! Если бы не накидки, мы бы совсем замерзли!

— Почему ты вспомнил меня в такую стужу, князь? — спросил сепух, не выдержав даже того времени, какое полагалось для вежливых расспросов.

— А почему ты в такую стужу уезжаешь из своей страны? — мягко спросил князь.

— Я отдал свои земли абхазскому царю, а взамен получил берега Чороха… Еду принимать новые владения, — ответил сепух.