Я верил, жаждой жить томим,Виденьям в сказочном мираже,Мечтам в обманчивой их пряже,Надеждам призрачным, и дажеГлазам ласкающим твоим.
Погребальный обряд
Узнав измену, кратко ведалЯ боль и стыд солгавших грез,Но торжества тебе я не далБезвольем жалоб или слез.Стряхнув усилием прощальным,Как плен, твою былую власть,Костром пылает погребальнымМоя обманутая страсть.Угрюмо дым клубится серый,И в гневном пламени дотлаСгорает
храм любви и веры,Где ты в святилище жила.А завтра новый день безбурныйОсветит в мертвенной тишиЛишь пепла горсть для белой урныНа тайном кладбище души.
«Лишив все тайны их завес…»
Лишив все тайны их завес,Исчислив всё, всё взяв на вес,Молитву сделав мертвой требой,Мы гордо верим в наш прогресс,Но, меря всё земной потребой,Здесь, в мире попранных чудес,Мы в силах видеть только небо,За ним не чувствуя небес.
Из Гёте («Кто дни вернет мне золотые…»)
Кто дни вернет мне золотые:Мечты, бунтующую кровь,Порывы дерзостно-святыеИ безоглядную любовь.Всё погубило время злое,Остыла кровь, в душе разлад…О, кто мне возвратит былоеИ кто мне юность даст назад…
«Опять отлетных журавлей…»
Опять отлетных журавлейМаячит в небе треугольник,И вновь на сердце тяжелей:Когда ж пущусь и я, невольник,В свой путь на зов родных полей.
«Мир и жизнь в дарах не скупы…»
Мир и жизнь в дарах не скупы:Солнце, море, красок смена,В розах дол и скал уступы,Песни, ласки, кубков пена.Но безумьем пышут грозыБитв кровавых. Люди глупы.В царстве роз скрипят обозыС грузом мертвых. Трупы… трупы…И в дыханьи каждой розы.Как ползучая измена,Дышит веяньем угрозыТошно-сладкий запах тлена.
Из Жана Ришпена («Когда пора надежд признаньем завершилась…»)
Когда пора надежд признаньем завершилась,Я первый поцелуй сорвал — любви печать:Ты — не умела отказать,Но мне ответить не решилась.У роковой черты последнего пределаРазлуки поцелуй похитил я, как тать:Ты — не решилась отказать,Но мне ответить не умела.
«Слышен осени шелест в затишьи долин…»
Слышен осени шелест в затишьи долин;Лес пылает недужным румянцем,Вьются призрачно нити седых паутин,Листья кружатся бредовым танцем.В бледном небе еще солнце ярко блестит,Но уж холоден воздух хрустальный,И природа о лете сгоревшем грустит,Чуя трепет, предсмертный… прощальный.Умирает природа. Но как хорошаЭта смерть с ее светлой печалью:Умереть бы теперь, чтоб смещалась душаС бесконечной прозрачною далью.
С немецкого («При дороге цветок отцветающий…»)
При дороге цветок отцветающий,Эхо песни, в лесу потонувшее,Легкий пар, в чистом воздухе тающий,Это — ты, мое счастье минувшее.Дня весеннего блеск потухающий,Дуновение ветра уснувшее,Ропот волн, вдалеке затихающий, —Шлют привет тебе, счастье минувшее.
Во ржи
Прохладным утром, близ реки,Идем мы рожью колосистой.Росой увлажены душистой,Во ржи синеют васильки.И мягкой
синью глубокиТвои глаза в игре лучистой…Прохладным утром, близ реки,Идем мы рожью колосистой.Я слышу дрожь твоей руки,Как весть любви, по-детски чистой,И тает тучкой золотистойВ душе последний след тоскиПрохладным утром, близ реки.
«Река приносит, близясь устью…»
Река приносит, близясь устью,Все воды морю в дар живой:Так, долгий путь кончая свой,Пора душе, омытой грустью,С душою слиться мировой.
Всенощная
В сгущающейся мгле задумчивого часа,Затерян средь толпы, внимаю в забытьиЯ мирным возгласам старинной ектеньи,Рыданью дискантов и мягким вздохам баса.Навис кадильный дым; огни иконостасаМерцают сквозь его топазные струи.Развеялись, ушли тревожных дум рои,На сердце тишина пред кротким Ликом Спаса.Мне ясно слышится призыв издалека:«Придите все ко мне, чья ноша здесь тяжка,И бремя легкое вас научу подъять Я».Благословенье шлет простертая рукаС кровавой язвою позорного распятья…И ясен жизни смысл. И сладостна тоска.
«В обрядном пламени дотла…»
В обрядном пламени дотла,Курясь, истаяла смола,Лишь дышит дым благоуханный:Поэт угас, но стих чеканныйЗвенит, как Вечному хвала.
Неизбежная встреча
Почти бегом, слуга купцаВернулся с площади Багдада;Дрожит, как лист; в чертах лицаСледы душевного разладаИ страх тупой в блужданьи взгляда.«Сейчас, в базарной толкотне,Я встретил Смерть… И по спинеОзноб прошел, как от мороза:В ее оскале мертвом мнеВ тот миг почудилась угроза.О, господин, спаси меня!Будь благ, не выдай грозной каре, —Ссуди мне доброго коня:Я ускачу и к склону дняОт Смерти утаюсь в Самарре». —Оседлан конь. Тайком, как вор,В глухой проулок за оградуСлуга провел коня по саду,Вскочил, и вмиг во весь опорСкакун помчался по Багдаду.Едва в пыли исчез беглец, —Взяла хозяина досада:— «Взгляну на Смерть!» — решил купецИ из конца прошел в конецПо пыльной площади Багдада.Толпа сновала. Слитный гулГудел торговою заботой;Кипела жизнь… Вдруг сзади кто-тоКупца невежливо толкнул:Он обернулся с неохотой.И что ж? Явилась Смерть ему,С косой в руке, без покрывала.— «Скажи, — спросил он, — почемуУгрозой мертвого оскалаТы моего слугу стращала?»— «Стращала?! Нет! — в ответ она. —Я лишь была удивлена,Что он в Багдаде на базаре,Когда нам встреча сужденаСегодня под вечер… в Самарре».
Тао
«На днях, заворожен дремотною волшбою,Себя увидел я лазурным мотыльком:То я на солнце млел, то реял над цветком,То незабудкою прельщался голубою.Всецело был сроднен я с новою судьбою,И так был мой удел мне близок и знаком,Что я совсем забыл о жребии людском…Но вдруг, преобразясь, стал вновь самим собою.И вот томится ум загадкою двойной:Тогда ли, человек, я верил в сон ночной,Что был я бабочкой с ее коротким веком,Теперь ли, под листком забывшись на весу,Я грежу, мотылек, что стал я человеком?..»Так говорил друзьям великий Чуанг-Тсу.