Гибель Атлантиды: Стихотворения. Поэма

Голохвастов Георгий

АТМА. Сюита

1. «Без искры духа — плоть мертва…»

Без искры духа — плоть мертва. Наш мозг, под тесной костной крышкой, Зажжен бессмертной жизни вспышкой, Как свет от света Божества: Законов косных нарушенье, Он — сфинкс, загадка естества, Чудес великих завершенье.

2. «Наш мозг — магический кристалл…»

Наш мозг — магический кристалл: Вселенной тайны и явленья Он четко в гранях преломленья Цветным узором сочетал, Всё

уловил, учел, отметил И чутким эхом звонких скал Всё отразил, на всё ответил.

3. «Открыл он звукам спавший слух…»

Открыл он звукам спавший слух, Незрячий взор — расцветке пестрой, И, окрыленный мыслью острой, Владеет всем прозревший дух: Цветут просторы, даль лазурна, Здесь — колос спеющий набух, Там — зреет жизнь колец Сатурна.

4. «Нам всё доступно, всё дано…»

Нам всё доступно, всё дано: Веков мечты и ароматы, Напев Моцартовской сонаты, И Рафаэля полотно, И мудрость ясная Тагора, И Тайной Вечери вино, Как Крови Жертвенной амфора.

5. «Наш мозг — творец. Чем были б мы…»

Наш мозг — творец. Чем были б мы, Чем был бы мир без восприятья, Без непрерывного зачатья Зарниц познания средь тьмы? Что мертвецу дыханье амбры, Шелка, и вина, и псалмы, И кружева аркад Альгамбры?

6. «Угаснет мозг — и без следа…»

Угаснет мозг — и без следа В хаос потухшего сознанья Уйдет величье мирозданья, Как догоревшая звезда… И будет мука, сокрушенье, Зубовный скрежет: День Суда — Пророчеств древних завершенье.

7. «Но мир не дрогнет… В страшный миг…»

Но мир не дрогнет… В страшный миг Лишь плоть сгорит, а дух смятенный Восстанет — феникс возрожденный. Смерть только форм привычных сдвиг, Смещенье сфер: в ее истоме Рожденье вновь, чтоб ум постиг Миры при новом переломе.

8. «Преодолев рубеж могил…»

Преодолев рубеж могил, Одетый новой плоти тканью, Ответит он опять дыханью В живой борьбе творящих сил И принесет нам весть благую, Как светозарный Гавриил, О воплощеньи в жизнь другую.

9. «И мы познаем солнца те…»

И мы познаем солнца те, Что днесь невидимые блещут, И краски, что теперь трепещут В незримой глазу красоте, И волны тайных благовоний, И здесь лишь внятную мечте Красу неведомых гармоний.

10. «И будет жизни путь светлей…»

И будет жизни путь светлей, Проникновенней ум и чувства, Живей и радостней искусства, А мудрость проще и теплей; И в новых обликах по плоти Вновь будут Дант и Галилей, Да-Винчи и Буонаротти.

Август, 1928

Ветер

Истома в бархатном контральто, Зовет

раскрытых губ кармин, И режет тишь шуршанье шин По ленте мокрого асфальта. Ликует ветер, рвет вуаль, Уносит клятвы в даль… А даль-то Так хороша, что клятв не жаль!

Двойной хмель

Вино… и ты. Я пьян вдвойне От глаз твоих и хмеля кубка. Два хмеля с жадностью, как губка, Впивает сердце в знойном сне, А кровь, двойной покорна власти, Огнем, пылающим в огне, Горит в вине пожаром страсти.

«Любовь и братство — бред людской…»

Любовь и братство — бред людской, Мираж несбыточный в пустыне: Борьба за жизнь мрачит поныне Возмездьем крови наш покой; И жаждать мира даже в праве ль Мы здесь, где братскою рукой На утре дней зарезан Авель?

Клинок

Спит в пыльной лавке антиквара Клинок, угрюмый нелюдим: Средь смен столетий невредим, Уж не сверкнет он для удара Навстречу вражеским рядам, Но весь блестящий век Ронсара В девизе: — «Dieu, mon Roi, ma Dame».

«Еще не найдены слова…»

Еще не найдены слова, Но в сердце властный трепет звука: Так изготовленного лука Дрожит тугая тетива, Прощаясь с звонкою стрелою… И зреет песня торжества Тебе, одной тебе, хвалою.

«Повеял вечер. Нежит сном он…»

Повеял вечер. Нежит сном он Усталый мир. Всё спит в селе; Спит лунный лик в речном стекле, Спит лес и в гнездах птичий гомон; Поля молчат в душистом сне, И только в тайнах звезд — недреман Глас Бога, внятный в тишине.

«Душа влюбленным менестрелям…»

Душа влюбленным менестрелям Поет желаний жгучих власть, И нас сближающая страсть Туманит трепетом и хмелем: В слияньи мощь двух встречных гроз, И мы на ложе счастья стелем Стыдливость лилий с пылом роз.

Памятник Данту

Царит ли ночь, дневной ли шум На рынках города-гиганта, — Венчанный лавром облик Данта Всё так же царственно угрюм, Как будто медь, в безмолвном кличе, Взывает к небу скорбью дум Об отлетевшей Беатриче.

Нью-Йорк

«Сквозь кружевные занавески…»

Сквозь кружевные занавески Мерцает в зале свет луны. На люстрах им оживлены Кой-где хрустальные подвески, Видений глубь зеркал полна, И на паркете арабески, Как колдовские письмена.

У цыган

В запорошенное окно Глядит рассвет. Поют цыгане; В чуть затуманенном стакане Играет льдистое вино, И под напев любви знакомый Безвольно сердце пленено Очами, полными истомы.