Гибель дракона
Шрифт:
— Чем могу служить, господин капитан? — грузно повернулся на стуле атаман и подумал: «Подожди, я с тобой за все рассчитаюсь!» Губы его зло поджались, усы встопорщились.
— Оттуда, — японец кивнул на окно, — никто не приходил?
Атаман отрицательно покачал головой.
— Когда придут оттуда, — капитан подмигнул, — с вашей стороны, поставьте меня в известность.
— Слуш... Хорошо, — поправился Семенов, вздрогнув. Капитан похлопал его по плечу и вышел...
Давно от всей души Семенов желал Казимуре провалиться, но до сих пор его молитвы не были услышаны. «Ничего, — успокаивал себя старик, —
Стук в дверь. Атаман приглаживая волосы, отозвался хрипло:
— Войди!
Дверь медленно отворилась. Сутулый, большерукий человек, с мышиными глазками на изрытом оспой лице, нерешительно вошел и, почтительно сняв шапку, остановился у входа.
— Ну? — сурово бросил атаман.
— Все сделал, как приказано.
— Садись.
Вошедший поспешно присел на краешек стула. Лицо его приняло умильное выражение.
— Расскажи, — велел атаман, — как там... как живут?
— Плохо, господин атаман. Колхозы гнетут, — заученно ответил рябой и тут же заговорил горячо, заинтересованно: — Пограничников нагнали! Через рубеж ползти — выискиваешь болото... — он замялся. — А туда, сами знаете, лезть страшновато. Там тоже... напущено. А я, грешным делом, заразы страсть как боюсь...
— Подъесаул Трюнин! — атаман встал. Трюнин вскочил тут же, словно вздернутый за веревочку. — Настали последние дни произвола красных! Меч самураев уже занесен...
Трюнин, часто моргая, смотрел на Семенова, но не слушал его слов. Он вспоминал молодость, золотое времечко, когда они с атаманом гуляли по Забайкалью на быстроногих конях... Эх, времечко!..
Семенов достал карту:
— Дивизия стоит на месте?.. Отлично! Тем быстрее дойдем до Читы. — Подъесаул пользовался особым расположением Семенова: старый служака, кровью связанный соратник. — Теперь, когда прекратятся нарушения, они совсем успокоятся. Это твой последний переход. Следующий раз мы встретимся там! — атаман широким жестом указал в сторону границы. — Сейчас зайди к капитану Казимуре. И сегодня же ночью — обратно... Ну, а крыс-то они перепугались? Переполох был?
— Был, ваше превосходительство, был, — заторопился подъесаул, — умопомрачительный! — и замолчал, преданно глядя на атамана.
— Ну, добро. Иди к капитану.
Семенов, хмурясь, деловито разложил карту и стал отмечать расположение советских полков, переданное Трюниным. Изредка он бормотал под нос:
— Никакой мысли! Ну и вояки. Расклюем, как ястреб кур.
Конь нащупал дно и, весь дрожа, поднялся над водой. Карпов взобрался на крышу домика. Навстречу ему осторожно двигалась пожилая женщина в темном платье со жгутиком платка на шее, а следом за ней, скользя по замшелым доскам, спускалась девушка в порванном цветастом сарафане. Руки у нее дрожали, испуганные синие глаза перебегали с Карпова на лошадь, с лошади на Карпова.
— Раздевайтесь, — с трудом выговорил Карпов. — Скорее... — Он попытался улыбнуться, но посиневшие губы не слушались. Понял вдруг: крыша доживает последние минуты. Она взрагивала, жалобно поскрипывала под ударами волн. — Вы будете держаться за гриву, а дочка — за хвост коня. Плавать
— Умеем... — девушка поспешно снимала сарафан. Раздевшись, аккуратно свернула мокрую ткань и растерянно оглянулась на мать, будто спрашивая, куда девать платье.
— Бросьте, — посоветовал Карпов.
— Аня, помоги! — руки матери запутались в узких рукавах. Дочь дернула платье. Материя затрещала. — Осторожно, сумасшедшая! — женщина испуганно взглянула на Карпова.
Девушка опустила ногу в поток и вскрикнула:
— Холодно-то как, мамынька!..
Но мать сильным движением столкнула ее и сама прыгнула следом. Крыша затрещала и начала разваливаться, доской ударило лошадь, и та, теряя клочья пены с оскаленной морды, поплыла против течения. Карпов едва успел спрыгнуть и ухватиться за холку. Женщина часто оглядывалась на дочь, пытаясь улыбкой подбодрить ее.
Перед мордой лошади проплыл тюк с двумя крысами. Злобно пища, они грызли друг друга. Светлая обшивка тюка пестрела кровавыми пятнами. Лошадь испуганно взяла вбок, кося красновато отливающим глазом. И без того вконец продрогший, Карпов вдруг почувствовал, как все его нутро обожгло жестоким морозом. Он всегда ненавидел и побаивался крыс.
— Я поеду, товарищ военфельдшер, тут теперь ваши заботы, — комиссар, указав взглядом на быстро приближавшихся к берегу Карпова и спасенных им женщин, легко поднялся в седло и, не дожидаясь ответа, поехал в сторону полковых казарм.
Военфельдшер Коврова, покопавшись в сумке с красным крестом, вынула пузырек для спирта и отметила с сожалением, что он наполовину пуст.
Лошадь ступила на берег, толпа вздохнула облегченно и радостно. Женщин подхватили и, кутая в одежду, повели к двуколке полковой санчасти. Лошадь погнали на конюшню. Карпов присел на камень, не чувствуя ни дождя, ни ветра. Кашин подал промокшее обмундирование. Карпов благодарно кивнул и принялся натягивать брюки, потом гимнастерку, не понимая, зачем он это делает.
— За бригадира с дочкой... — гудел близко над ухом голос председателя, — за работу солдат спасибо, товарищ политрук, от всего колхоза... Мы уж, товарищ политрук, никогда этого...
Карпов, все яснее ощущая озноб, слышал эти слова будто из старого, испорченного репродуктора.
— Товарищ младший политрук...
Карпов обернулся на мягкий девичий голос и увидел сначала стаканчик со спиртом, протянутый ему, потом девушку в форме младшего лейтенанта медицинской службы.
— Выпейте, — слабая улыбка тронула губы военфельдшера, лицо ее было приветливо и почему-то показалось Карпову давно знакомым.
Председатель колхоза бодро крякнул:
— Лечись, политрук!
— Спасибо вам, — заговорила только что подошедшая дочь бригадирши. — Что бы с нами было... что бы было... — дрожа всем телом, она, не отрываясь, глядела на то место, где была избушка, а теперь из воды торчали одни стропила, будто руки утопающего.
Карпов, уже взяв в руки стаканчик со спиртом, неожиданно протянул его девушке.
— Выпейте! Сразу теплее станет.
Девушка, бережно держа перед собою стаканчик, побежала к матери. Председатель колхоза, нахмурился, но ничего не сказал. Военфельдшер Коврова негромко, но строго заметила: