Гибель дракона
Шрифт:
— Сколько нечисти вымыло! — негромко воскликнул Золотарев, поморщившись от боли и отвращения, и замахал руками, давая сигнал роте. Дрогнув, комбайн медленно пополз против течения.
Карпов со взводом подбежал к роте вовремя. Солдаты сейчас же облепили веревку и, скользя по размытой насыпи, полезли вверх. Падая на колени, Карпов полз вместе со всеми, удивляясь вернувшейся силе и тому, что ему вдруг стало нестерпимо жарко.
— Раз, два! — звучал голос комиссара.
— Взяли! — разноголосо, невпопад, отвечали солдаты.
— Еще раз!
— Взяли!
Вскоре Золотарев спрыгнул с мостика.
—
— Зачем замерзли, товарищ комиссар? — с серьезным видом ответил Камалов. — Пропотели! До нитки мокрые, — он стоял по колени в воде и выжимал гимнастерку.
Замелькали веселые улыбки.
Уходя, Подгалло позвал с собой Карпова. По пути он велел ему идти в роту переодеться, обсушиться. Ни одного лишнего слова, никакого намека на старое знакомство. «Не узнал», — решил Карпов, уже с сожалением, даже обидой, хотя при первой встрече сегодня сам хотел, чтобы случилось именно так: зачем лезть в глаза, зачем в служебные отношения вплетать личные чувства?.. «Впрочем, все к лучшему. Так проще».
Переодевшись, Карпов хотел идти в штаб полка, но у дверей казармы его встретили комиссар и усатый лейтенант, еще мокрый и грязный.
Ветер разогнал тучи. Поток, недавно такой бурный и стремительный, убывал на глазах.
— Вот, товарищ Карпов, ваш командир роты.
— Лейтенант Самохвал, — отрекомендовался усатый, протягивая руку и внимательно оглядывая Карпова.
— Господи, пронеси... — трясущимися губами шептал Трюнин. Сдерживая дыхание, он долго лежал неподвижно, прислушивался. Все было тихо. Это несколько успокоило. — Господи, пронеси... — повторил он уже на распаханной полосе — рубеже России.
Знакомая падь. Теперь только бы добраться до Куриной головы — одинокого камня на краю болота. Там до поселка шесть километров, распадками можно дойти никем не замеченным. Капельки дождя упали на щеку. Трюнин вздрогнул. «Посильнее бы разошелся... смыл бы след... дай-то, господи!..» И, будто услышав горячую молитву Трюнина, хлынул короткий, но обильный дождь. Опять — от камня к камню, от куста к кусту. Опять: «Господи, пронеси!».
Что это впереди?.. Трюнин приник к земле. Куст шиповника? Но ведь еще вечером его не было! — в этом он мог поклясться. Решил взять чуть правее — «береженого бог бережет» — и торопливо пополз, выбираясь на склон соседней сопки. И опять ему померещился куст! Что это? Неужели же он незаметно вернулся на то же место? Нет. Куриная голова темнела слева. Откуда же этот куст? Сопка совсем голая... Назад! Хоть и зверь Семенов, да ведь не съест же, свой как-никак!.. Трюнин ящерицей развернулся и — замер. Сзади него, на том самом месте, где он был три-четыре минуты назад, темнел неподвижный куст шиповника! Трюнин метнулся влево — и там!.. Куст, чуть видимый на светлом фоне неба, слегка шевелил ветвями. «Без ветра?..» — в ужасе подумал Трюнин и вскочил, готовый бежать куда угодно.
— Лежать! — приказал спокойный голос сзади. — Не оборачиваться!
— Вот и все... вот и все... — шептал Трюнин. — Кончилось... кончилось... кончилось... О, господи!..
Через полчаса он уже давал показания. Торопясь выговориться, спасти себе жизнь, говорил все, что знал.
— Сап в болоте! Сам слышал... Японский
— Итак, — озабоченно проговорил майор Сгибнев, — в ночь — тревога и марш. Триста километров! — он закусил губу. — А народ у нас почти весь новый. Командиры — молодежь. Своих солдат почти еще не знают. Дела предстоят нам с тобой невеселые...
Комиссар ответил:
— Что ж, на этом марше мы и сроднимся и с солдатами, и с командирами. Марш поможет нам создать как раз то целое, имя которому — полк. Будет трудно, не спорю. Но ведь и люди наши понимают: тяжело всей стране. И будут держаться стойко. Я верю.
Сгибнев мельком взглянул на него и зашагал по кабинету от двери к окну. «Характер! — думал он. — Можно подумать, что мой комиссар и в самом деле ничуть не волнуется. Люди, видишь ли, понимают... Люди людьми, а вести их — нам с тобой».
В дверь нерешительно постучали. Вошел Плотников — старший врач полка. Смущаясь, присел, когда Сгибнев предложил ему стул, и выжидательно переводил взгляд с командира на комиссара. Он страдал невероятной застенчивостью, и Сгибнева это нередко выводило из себя.
— Как вы думаете, товарищ военврач, — заговорил Подгалло, и Плотников поспешно встал. — Сидите! — Плотников вновь покорно опустился на стул. — Как вы думаете, чем можно объяснить такое массовое появление крыс в потоке?
— Нам известны случаи, товарищ комиссар, — Плотников поерзал на месте, вновь порываясь подняться, — когда наводнение вымывает с насиженных мест десятки тысяч грызунов. Они начинают переселение на новые места. Обычно с их пути бежит все живое... Грызуны в панике злобны и теряют чувство страха...
— Все это отвлеченно! — недовольно остановил его Сгибнев. — Комиссар спрашивает вас о данном конкретном случае.
— Это вопрос специального исследования. Я могу только предполагать.
— Что же вы предполагаете? — пристальный взгляд комиссара смущал врача, ему казалось, что Подгалло осуждает его, обвиняет в неспособности четко ответить на прямой вопрос.
— Я... Я, собственно говоря, не задумывался...
— Жаль, — бросил майор.
— Что? — обернулся к нему Плотников. — Ах, да! Действительно, жаль... — и мучительно, до слез покраснел.
— Да не краснейте! — сердито воскликнул Сгибнев. — Скажите, можно ли наловить большое количество крыс, заразить их и выпустить в наводнение?
— Конечно! — обрадовался Плотников. — Безусловно! Например, кормить крыс зараженными трупами животных. Или подсаживать к ним зараженных блох. Но это — теоретически... — Плотников торопился, словно боялся, что его перебьют. — А практически для этого нужны громадные средства и очень много людей, — он на минуту задумался, решая про себя, возможно ли практически проделать такое. Вспомнил лекции известного инфекциониста, но тот ничего не говорил об искусственном заражении. И кому это нужно! Тратить время, силы, средства — чего ради? И Плотников уверенно закончил: — Нет, такой эксперимент лишен смысла.