Гибель и возрождение
Шрифт:
— У него далеко идущие планы, — сказала итальянка, отводя взгляд.
— Как я уже сказал вам, сейчас в мире на первый план снова выходят старые ценности. И вы напрасно не придаете этому значения — история, религия и мечты о славе по-прежнему занимают умы многих людей.
— Вы пытались каким-то образом нейтрализовать молодого Хараниса?
— Официально нет. Тем более что он по-прежнему находится под защитой своего отца, задевать которого весьма нежелательно. А неофициально я скажу вам вот что: несколько месяцев назад в Фессалониках сожгли пятерых мусульман, и мы уверены
— Вам известно местонахождение Микиса Хараниса?
Фостиропулос покачал головой:
— Знаю точно, что в Греции его сейчас нет. Три недели назад он слетал на три дня в Лондон, потом вернулся в Афины и исчез из поля зрения.
— Опять отправился в Лондон? Фостиропулос кивнул.
— Вас это интересует? Почему?
— Мне пришла в голову одна мысль. Вы не могли бы оказать мне услугу?
— Конечно.
— Не могли бы вы выяснить, какие именно картины из коллекции Хараниса вызвали подозрение у директора национального музея?
— С удовольствием, — улыбнулся грек и посмотрел на часы. — Что-нибудь еще?
— Мне бы пригодилась фотография молодого Хараниса — только хорошего качества. Не такая расплывчатая, как у нас.
Георгос улыбнулся и достал из кармана конверт.
— Нет ничего проще.
Флавия открыла конверт.
— Если встретите его, дайте нам знать, — попросил грек. — Нас он тоже в некотором роде интересует.
— Обязательно.
— Ну, мне пора. Счастлив был встретиться с вами еще раз, синьорина.
Он ушел. Флавия посмотрела на недопитую бутылку шампанского и, подумав: «Какого черта!» — вылила остатки в свой бокал.
ГЛАВА 14
На следующее утро ободренный похвалами и изъявлениями благодарности, которыми осыпала его за завтраком Флавия (она решила набраться опыта в управлении людьми, потренировавшись на самом легком объекте), Аргайл приступил к разбору бумаг, имея более ясное представление о том, в каком направлении ему нужно двигаться.
До этого он знал об иконе только то, что она очень старая и что ее привезли с Востока. Теперь, после разговора Флавии с Фостиропулосом, он понял, что ему следует обратить внимание на византийские иконы. В старинных манускриптах ему периодически встречались упоминания о странствующих ученых и изгнанниках, и Аргайл решил сосредоточиться на них, уделив особое внимание середине пятнадцатого века. Этот период он выбрал потому, что в это время в Европе разразилась эпидемия чумы, от которой, по преданию, защитила город чудотворная икона.
Константинополь пал под натиском Оттоманской империи, и многие пытались спастись от захватчиков бегством. Люди забирали с собой только самое ценное. Некоторым беглецам папа назначил пособие; других взяли под свое покровительство западные монархи — они чувствовали за собой вину, поскольку не оказали Византии своевременной помощи. Кое-кто из бежавших лелеял надежду организовать поход на неверных. Большинство, однако, понимало, что крестовый
Это были горькие, но захватывающие страницы истории. Аргайлу до дрожи хотелось выяснить все до мельчайших подробностей. Несколько изгнанников пришли в монастырь Сан-Джованни. Аргайл готов был побиться об заклад, что один из них принес с собой икону. Но что из того? Убегая от захватчиков, люди прихватили с собой немало добра — некоторые до неприличия много, вместо того чтобы взять на борт корабля соотечественников. Что значила эта икона среди сотен других картин? И как она связана с падением Второго Рима и с теми, кто жаждал возрождения Третьего?
За ночь толпа перед церковью увеличилась. На ступеньках церкви появились свежие букеты цветов; вся дверь, насколько хватало человеческого роста, была увешана листочками с просьбами верующих. Спальные мешки свидетельствовали о серьезности намерений собравшихся. Аргайла удивило количество молодых людей: вчера у церкви собрались в основном пожилые женщины. Он полагал, что их привели сюда сентиментальные воспоминания о прошлом, икона была частичкой того города, в котором они родились и выросли. Но сегодня среди них появилось человек десять — пятнадцать совсем молодых людей. Аргайл пригляделся к ним внимательнее: несколько человек показались ему студентами, изучающими богословие; еще несколько ребят и девушек, похоже, разъезжали по Европе в поисках приключений и, заинтересовавшись происходящим, решили сделать привал.
У Джонатана сложилось впечатление, что почти все собравшиеся просто проходили мимо и сами толком не понимали, почему решили здесь задержаться. Они были спокойны и беспечны, но Джонатан чувствовал себя в их обществе не в своей тарелке. Он заметил одиноко сидевшую синьору Грациани и подошел поздороваться. Она тепло улыбнулась ему, и он поспешил обнадежить ее сообщением, что полиция продолжает поиски «Мадонны». Синьора Грациани сказала, что не видит смысла в этих поисках, но из вежливости поблагодарила.
Не зная, как реагировать на происходящее, Аргайл пошел в монастырь. Там было не лучше. Братья разделились на два лагеря: одни считали, что этот приступ благочестия нужно просто пережить и дождаться, пока он не пройдет сам собой, другие стыдились столь абсурдного проявления сентиментальности и склонялись к тому, чтобы разогнать толпу. Один только отец Поль казался совершенно спокойным.
— Вот настоящая вера, — тихо сказал он, наблюдая за происходящим от ворот монастыря. — Так начинались все великие дела — с чистой веры простых людей. Вы знаете, мне кажется, я здесь единственный, кто верит в то, что все это происходит по воле Божьей. Вы не находите это странным?