Гибель королей
Шрифт:
Человек с плюмажем оказался Хестеном. Его шлем был истинным произведением искусства, его опоясывал змей Миргарда [12] , чей хвост опускался вниз и защищал шею, а пасть образовывала гребень, из которого и торчали перья.
– Ты надел шляпку своей женушки, – сказал я.
– Это подарок ярла Кнута, – сказал он, – того самого, который будет здесь к ночи.
– А я-то гадал, чего вы ждете, – хмыкнул я. – Теперь знаю. Вам нужна помощь.
Хестен улыбнулся, показывая, что прощает мне мои оскорбления. Человек с зеленой веткой держался в нескольких шагах позади него, а рядом с ним стоял третий парламентер. На нем тоже был шлем тонкой работы со множеством украшений, только нащечные пластины были выдвинуты вперед так, что я не видел его лица. Зато я обратил внимание
12
В скандинавской мифологии мировой змей, опоясывающий обитаемую землю, Миргард.
– Ярл Кнут несет с собой «Ледяную злость», – сообщил он.
– Ледяную злость?
– Свой меч, – пояснил Хестен. – Ты, лорд Утред, и он будете биться между ветвей лещины. Это мой подарок ему.
Кнут Ранульфсон считался величайшим мечником среди датчан, магом меча, человеком, который убивал с улыбкой. Кнут гордился своей репутацией. Признаться, я ощутил холодок страха. Поединок на пятачке, ограниченном ветками лещины, – это ритуальный бой, и он должен закончиться чьей-то смертью. Такой поединок превратится в демонстрацию мастерства Кнута.
– Для меня будет огромным удовольствием убить его, – сказал я.
– Но разве твои ангелы не предрекали, что умереть придется тебе? – с наигранным удивлением произнес Хестен.
– Мои ангелы?
– Умная идея, – сказал он. – Младший Сигурд привез их к нам. Двух очень красивых девиц! Он в полной мере насладился ими! И почти все наши люди.
Значит, всадник, пришедший с Хестеном, это сын Сигурда, тот самый щенок, который хотел биться со мной в Сестере. Значит, налет на Турканден был его рук делом, его затеей как командира, хотя я не сомневался, что отец отправил с ним более опытных и мудрых людей, чтобы те уберегли мальчишку от роковых ошибок. Я вспомнил, как мухи вились над телом Лудды, я вспомнил грубо нарисованного ворона на римской штукатурке.
– Когда ты сдохнешь, щенок, – обратился я к нему, – я позабочусь о том, чтобы в твоей руке не оказалось меча и чтобы ты отправился к Хель. А потом погляжу, как тебе там понравится.
Сигурд Сигурдсон стал вытаскивать меч. Он вытаскивал его медленно, как бы показывая, что вызов брошен, но отвечать на него не обязательно немедленно.
– Его зовут «Огненный дракон», – сказал он, выставляя меч острием вверх.
– Меч для молокососов, – презрительно скривился я.
– Я хочу, чтобы ты знал, как зовут меч, который пронзит тебя, – сказал он и пришпорил своего жеребца, как будто хотел затоптать меня. Однако животное попятилось, и Сигурду пришлось вцепиться в гриву, чтобы не вывалиться из седла. Хестен опять наклонился и взял жеребца за повод.
– Убери меч в ножны, лорд, – сказал он мальчишке и улыбнулся мне. – У тебя до вечера есть время, чтобы сдаться, – предупредил он, – и если ты не сдашься, – его голос зазвучал жестче, – тогда вы умрете все до одного. Но если ты сдашься, лорд Утред, мы пощадим твоих людей. До вечера! – Он развернул свою лошадь и потянул за собой жеребца Сигурда. – До вечера! – повторил он и ускакал.
Эта война действительно выше понимания, подумал я. Зачем ждать? Есть только одно объяснение: Хестен боится потерять четверть или треть своих сил. Но если это действительно авангард великой датской армии, тогда ему незачем болтаться без дела в окрестностях Скроббесбурга. По идее он должен был бы стремительно войти в мягкое подбрюшье сакской Мерсии, затем переправиться через Темез, чтобы разорить Уэссекс. Каждый день, пока датчане выжидают, дает саксам возможность собрать фирд и вызвать подкрепление из сакских графств. Однако все недоумение исчезает только в одном случае: если мое предположение верно и это выступление датчан – способ обмануть противника и скрыть настоящее время и место атаки.
Прибыли еще датчане. Поздно утром, когда дождь прекратился и сквозь тучи проглянуло бледное солнце, мы увидели на западе столбы дыма. Сначала дым был жиденьким, но быстро сгущался. Спустя час вверх поднялось еще два столба. Итак, датчане грабят близлежащие деревни, и еще один отряд переправился через реку и патрулирует огромную петлю, которая стала для нас ловушкой. Осферт нашел
– А зачем он это делает? – спросил я у Осферта.
– Мы пришли из земли, лорд, туда мы и вернемся.
– Мы никуда не денемся, пока Хестен не атакует, – сказал я.
– Он боится нас?
Я покачал головой.
– Это ловушка, – ответил я.
Сколько же было таких ловушек с того момента, когда меня попытались убить на День святого Алнота! А сколько событий произошло! Я отправился к Йорику подписывать союзнический договор, который он якобы хотел заключить с Альфредом; я сжег флот Сигурда, я создал ангелов. На этот раз, подозревал я, датчане заготовили самую крупную ловушку. И она, по всей видимости, сработала: примерно в полдень началась внезапная паника, и датчане, патрулировавшие берег реки, вдруг пришпорили своих лошадей и ускакали на запад. Их что-то испугало. А через несколько мгновений на берег прибыл еще более крупный отряд всадников, и над ними развевалось два знамени, одно с крестом, а другое с драконом. Это были западные саксы. Итак, Хестен действительно выманивал наших людей к Скроббесбургу, и я был твердо убежден, что этот отряд нужнее в другом месте, там, где разворачивается настоящая атака датчан.
Вновь прибывших вел Стипа. Он спешился, спустился с берега к воде и рупором приставил руки к лицу.
– Где нам перебраться?
– Дальше к западу, – крикнул я в ответ. – Сколько вас?
– Двести двадцать!
– У нас тут семьсот датчан, – крикнул я, – но я сомневаюсь, что это их армия.
– На подходе еще много наших! – закричал Стипа, не обратив внимания на мои слова.
Я смотрел, как он взбирается на крутой берег. Его отряд двинулся на запад в поисках брода и исчез за деревьями. Я вернулся к перешейку и увидел, что датчане все еще стоят в линии. Они наверняка извелись от безделья, но все равно не делали попытки спровоцировать нас. Наступил вечер. Хестен знал, что я просто так не сдамся, однако тоже не предпринимал шагов, чтобы исполнить свою утреннюю угрозу. В датском лагере запылали костры, мы поглядывали на запад в ожидании, когда Стипа переправится через реку. Мы наблюдали и ждали. Пришла ночь.
А на рассвете датчан на месте не оказалось.
Этельфлед приехала через час после восхода и привела сто пятьдесят воинов. Как и Стипе, ей пришлось искать брод на западе, и мы собрались только к полудню.
– Я думал, ты движешься на юг, – поприветствовал я ее.
– Кто-то же должен дать им отпор, – усмехнулась она.
– Только вот они ушли, – сказал я.
Земля к северу от перешейка была испещрена черными пятнами бивачных костров, на восток вела широкая полоса отпечатков копыт. У нас теперь имелась армия, но нам не с кем было сражаться.
– Хестен никогда и не собирался биться со мной, – сказал я, – он просто хотел оттянуть сюда наших людей.
Стипа озадаченно посмотрел на меня, а Этельфлед сразу сообразила, что я имею в виду.
– И где же они?
– Мы на западе, – сказал я, – значит, они на востоке.
– И Хестен присоединился к ним?
– Думаю, да, – ответил я.
Мы, естественно, ничего не знали наверняка, нам было известно лишь то, что люди Хестена выступили на юг из Сестера, а потом по какой-то таинственной причине ускакал на восток. Эдуард, как и Этельфлед, откликнулся на мое первое предостережение и выслал людей на север, чтобы выяснить, вторгся неприятель или нет. Стипе предстояло подтвердить или опровергнуть мое первое сообщение и вернуться в Уинтансестер. Этельфлед проигнорировала мой приказ укрыться в Сирренсестере и вместо этого привела ко мне своих дружинников. Как она сообщила, другие мерсийские войска были вызваны в Глевесестер.