Гибель отложим на завтра. Дилогия

Аэзида Марина

Выросли волчий и шакалий сыны, взяли себе земных девушек в жены, и от них пошел род горных людей, славных наших предков. Дети шакальего сына все как на подбор хитренькие рождались да пронырливые, а дети волчьего сына – благородные и сильные. Вот потому люди и ныне так различаются: мать-то у них одна, да отцы – разные. И всегда видно, кто шакалий потомок, а кто волчий. Мы, айсады, всегда различить их умели.

И еще с тех пор повелось, что волчье племя с шакальим враждует, потому как, хоть и сводные

они братья, а больно разные. Предсказание было, что настанет время, и будут волки с шакалами в мире жить.

Но это уже другая легенда.

– Совсем другая легенда, – повторила Увьйя-Ра, – и время для нее надобно другое.

И снова зазвучали бубны. Старший шаман бросил в костер колдовские травы. Огонь вспыхнул, выбросив вверх едкий дым. Голова Шейры закружилась, девушке показалось, будто ноги оторвались от земли. Усталость прошла, и тело сбросило земные оковы.

Вот достал шаман из кожаного мешочка сухие бурые куски и поднес их каждому. Шейра знала – то небесные грибы. Когда очередь дошла и до нее, она положила кусок в рот, мгновенно ощутив горечь и сухость. И очень скоро удушающая, обжигающая волна прокатилась с головы до ног, конечности онемели, она перестала чувствовать тело и словно слилась с воздухом. Проснулось ощущение единства со всем миром.

– Пусть сила предков ниспошлет тебе мудрые видения в эту ночь, – произнес шаман ритуальную фразу, но Шейра уже не слышала людских голосов, слух ее заполнился лишь участившимися ударами бубна. И показалось ей, будто это вовсе не бубен, а ее собственная кровь отбивает ритм.

Неведомым образом услышала она, о чем говорят деревья и шепчут травы, но не понять ей было скрытого смысла их слов: "Люди… люди… шумят… глупые…братья… гибнуть…"

Луна взывала к Шейре, а она простирала к ней руки. Луна притягивала взгляд. И вот они одни остались во вселенной: Луна и Шейра-Сину. Шейра-Сину и Луна. А вокруг лишь изначальная тьма. Девушка уже не видела соплеменников и не помнила о них, она находилась далеко – в другом, сокрытом от человеческих глаз мире.

Вот она почувствовала, как онемевшие конечности наливаются силой и одновременно становятся невесомыми, а она сама парит в призрачном, сотканном из лунного света пространстве.

По телу пробежала нервная дрожь, и оно пустилось в пляс. Сначала медленно, потом все быстрее и быстрее начала Шейра вращаться под ритм бубнов собственной крови. Голова освободилась от мыслей: только настоящее имело смысл, только Луна и Шейра-Сину. Шейра-Сину и Луна.

Перед глазами айсадки родилось два огня: белый и красный, Луна и Пламя. Они разгорались все ярче, слепили глаза, горячая кровь быстрее побежала по жилам. Каждая частица ее тела жила своей, отдельной жизнью и, одновременно, вместе со всеми.

Развевались волосы, шептали что-то губы, руки извивались подобно змеям и неистово вращались бедра. Шейра исчезла. Она превратилась в частичку танцующего Творца.

Она и есть Творец…

А Творец есть она…

По разгоряченному телу пробежали соленые струйки пота, огни подступили ближе – сейчас все сгорит! И Шейра, испугавшись, стремглав бросилась во тьму. Спасительная прохлада! Ветер! Быстрый ветер! Она бежала и бежала, спотыкалась, падала, не

чувствуя боли, и снова вставала, чтобы продолжить путь. И только оказавшись у реки, упала окончательно.

Промеж верхушек деревьев увидела маленький кусочек ночного неба. Он приблизился, и Шейра узрела гору. Великую Гору, раскачиваемую множеством страшных существ так сильно, что возникло ощущение, будто она вот-вот перевернется. Гора, шатаясь, нависла над айсадкой. И почудилось ей, будто над вершиной парят коршуны.

"И здесь коршуны", – мелькнула мысль, и гора исчезла.

Перед взглядом девушки вновь остался лишь кусочек неба, такой же далекий, как и прежде. Зато звезды стали вдруг нестерпимо яркими.

По телу ее пробежала неукротимая дрожь, воздух, с шумом выгоняемый из легких, уподобился дыханию сказочных драконов. Шейра раскинула руки и что-то прокричала на неведомом ей древнем языке.

Грудь вздымалась все чаще и чаще, распухшие губы приоткрылись. Любой звук, будь то шелест листьев или крик ночной птицы, казался нестерпимо громким. Тело стремилось сбросить оковы и, освободившись, взлететь. Духи земли питались сейчас силой Шейры, чтобы потом отдать ей свои.

Послышался треск ломаемых веток, Шейра в ужасе закрыла ладонями уши и издала пронзительный крик.

На фоне ночного леса она увидела волка…

Нет, это не волк – это его дух в человеческом обличье. Мгновение – и она почувствовала рядом такое же, как у нее, горячее тело. И чужую силу. Луна – к огню, дух – к человеку, мужчина – к женщине. Шейра ощутила прикосновение влажных губ, и сама вцепилась пальцами в оборотня. Она исступленно ласкала его, в безумии раздирая ногтями кожу, и чуяла запах крови, пьянея от этого, словно ее дикая прародительница. Неистовы были ласки, сплетались в экстазе руки и ноги, а тело наливалось перворожденной мощью, извиваясь, словно хвост змеи.

Луна несет освобождение!

Земля питает своих детей, вливая в них неисчерпаемую силу, чтобы забрать потом то, что отдала.

Духи любят человека, забирая мгновения его жизни и отдавая мгновения своей.

Безудержно, ненасытно горит страсть, когда в разгаре праздник Весенней Луны.

Так пусть все живое, от крошечных былинок до великих Богов, отдастся ей в эту ночь. Отдастся, даруя земле плодородие. Люди и деревья, животные и камни – пусть все любят друг друга в это волшебное время!

Но вот небо на востоке начало неумолимо сереть, луна исчезла с небосвода, а тело Шейры последний раз изогнулось. Потом она вскочила на ноги и снова побежала, словно ее гнало куда-то, чтобы, пробежав всего с десяток ярдов, в изнеможении рухнуть в траву.

Тьма навалилась на Шейру, окутав спасительной пеленой забвения и заковав в цепи крепкого сна без сновидений. Девушка ничего больше не видела, не слышала и не чувствовала, словно перестала существовать. Все силы отдала она в эту ночь пробуждающейся Земле.