Гибель отложим на завтра. Дилогия
Шрифт:
Аданэй рывком схватил бокал, решив, по крайней мере, напиться. Если повезет, завтра он ничего не вспомнит. Мужчина молчал, но когда Аданэй наполнил себе четвертый бокал, то резко выхватил его из рук.
– Ты здесь недавно? Не советую напиваться.
Аданэй не ответил, с ненавистью глядя на незнакомца. Тот без труда расшифровал этот посыл и рассмеялся.
– Заметно, что недавно. Прячешься в темном углу. Не заблуждайся, этим ты только привлекаешь к себе внимание. Но не бойся. Я художник. Скульптор. Я часто прихожу сюда, ищу модели, меня все знают и стараются избегать. Скоро ты поймешь, почему, –
Скульптор выполнил обещание. Набросок ему удался, и он забрал Аданэя к себе.
Тело кханади немело, когда приходилось часами стоять в одной позе. Тогда ему становился понятен смысл слов: "стараются меня избегать". Естественно, ведь юношам, привыкшим к иной работе, позирование казалось тяжким трудом и бездарной тратой времени.
Аданэй надеялся, что из дома скульптора сможет сбежать, но скоро понял, что это не так-то просто, как казалось. Скульптор все предусмотрел: когда Аданэй не позировал, его запирали в помещении без окон, а по дому всегда сопровождали двое охранников. Тогда он попытался уговорить мужчину выкупить его, обещал, что станет выполнять самую тяжелую работу в доме, чтобы вернуть деньги. Но скульптор лишь посмеивался и приказывал Аданэю замолчать и не шевелиться, пока позирует.
И так пронеслись три с половиной недели, работа над статуей близилась к завершению, и Аданэй боялся даже думать, что случится, когда он вернется в публичный дом.
А когда вернулся, ему пришла в голову идея. Аданэй мысленно обругал себя, что не додумался до нее раньше.
Теперь он не прятался в углу, а как можно скорее подходил к какой-нибудь женщине. Обычно они смотрели на него благосклонно и скоро звали наверх. Таким образом он ограждал себя от посягательств мужчин. Но днем, просыпаясь, не раз ловил себя на вредной мысли: "Я работаю паршивой шлюхой!".
Иногда Аданэй не успевал добраться до женщин, как к нему подходил мужчина. Благо, такое происходило нечасто, и в этих случаях он предпочитал устроить скандал и выдержать фалаку и карцер. Правда, понимал, что не сможет избегать самого страшного постоянно: рано или поздно хозяевам надоест его непокорность, и они попытаются его сломать.
Но к счастью, ничего такого не произошло. Однажды его просто бросили в повозку и отвезли в большое имение на окраине Райхана, где он предстал перед женщиной, в которой узнал одну из посетительниц.
– Должно быть, ты меня не помнишь, юноша, – произнесла она, но Аданэй поспешил заверить ее в обратном, чем доставил ей немалое удовольствие.
Женщину – вдову богатого купца – звали Кириса, была она уже немолода и очень некрасива, но Аданэя это не беспокоило. В последующие две недели он приложил все усилия, чтобы убедить ее в своей благодарности и привязанности. Это оказалось несложно: женщина и сама хотела верить в искренность красивого раба, а потому довольно скоро начала ему доверять. Особенно после того, как Аданэй объяснил, что он раб с детства, бежать
Она поверила, и однажды разрешила ему выйти за пределы имения, прогуляться по городу. В тот раз он вернулся, и все опасения Кирисы, если они и были, развеялись. А потому, когда он в следующий раз попросился на прогулку, она милостиво согласилась и даже разрешила взять коня.
– Главное, возвращайся к вечеру, милый, – сказала напоследок и многозначительно провела рукой по его лицу. Аданэй поцеловал ее пальцы, пристально посмотрел в глаза и постарался изобразить несуществующую страсть.
К вечеру он не вернулся. И вообще никогда не вернулся. Выехав из имения, он пустил коня в галоп и направил его за пределы города. И только добравшись до леса неподалеку от Южного тракта, остановился, не зная, что делать дальше. Вся ирония заключалась в том, что он действительно понятия не имел, куда идти. Прозябая в Уриче, он все-таки считался свободным, а сейчас превратился в беглого раба. А что делают с беглыми рабами, Аданэй знал: клеймо на лоб и лошадиный волос в стопы.
Немного подумав, он решил двинуться лесными тропами к Высоким Холмам. Хотел незаметно пересечь их, попасть в ничейные земли, а там и до Илирина рукой подать.
Аданэй понимал, что путь перед ним лежит опасный и трудный, что многие горские племена занимаются работорговлей, и одинокий путник, если попадается им на глаза, почти наверняка становится их добычей. Знал он также и то, что дальше, в ничейных землях, нашли себе приют разбойники. Но выбора не было: за спиной – Райхан, ныне принадлежащий Отерхейну, и Аданэй в нем – беглый раб, а значит, путь туда заказан. Поэтому, призвав на помощь Богов, кханади отправился в восточном направлении.
Боги откликнулись. Но лишь для того, чтобы поглумиться. В краю Высоких Холмов он натолкнулся на группу горцев – и пары суток не прошло. И все началось заново: плен, путь, продажа, рабство. Вот только продали его не куда-нибудь, а в Отерхейн. И даже больше: на строительство нового города, которое велось неподалеку от раскинувшихся лагерем имперских дружин во главе с кханом.
Сердце Аданэя всякий раз замирало от мучительного стыда, стоило ему увидеть Элимера. Тогда он отворачивался, низко наклонял голову, прятал лицо. Но однажды не успел, и распроклятый брат его узнал. Мелочный, малодушный Элимер, конечно же, не захотел просто убить его – нет, сначала он вдоволь поиздевался, насладился его унижением, а потом приказал изуродовать, ослепить и сделать немым.
Но тут впервые за долгие годы судьба наконец сжалилась: палач оказался бывшим стражем из императорского замка, которого кханади когда-то спас от позорной казни за чудовищное преступление – покушение на честь кханне. Правда, все спасение заключалось в том, что Аданэй не рассказал об этом отцу. Он тогда решил, что такое знание когда-нибудь может ему пригодиться. И оказался прав: оно пригодилось в самый критический момент, спасло его от уродства и подарило надежду вырваться из рабства. Аданэй до сих пор не знал точно, отчего кханне в свое время промолчала о том позоре, но подозревал, что из-за стыда и страха: мать Элимера никогда не отличалась смелостью.