Гибель отложим на завтра. Дилогия
Шрифт:
"И любят же илиринцы обвешиваться золотом", – внутренне усмехнулся он.
Ниррас тем временем отошел в сторону, указывая на троих рабов широким жестом.
– Моя повелительница, здесь одни из самых редких заморских сокровищ и самых прекрасных невольников из далекого Ишмира. Я прошу принять от меня, твоего верного слуги, эти дары в знак моей преданности.
Брови царицы радостно и удивленно поползли вверх, она неторопливо подошла, запустила руку в один из ларцов и вытянула тяжелое ожерелье, сверкающее изумрудами, затем небрежно провела пальцами по волосам одной из девушек и
– Ниррас, мой Ниррас, ты всегда знаешь, как доставить мне удовольствие, – царица тихонько засмеялась. – Но как тебе удалось заполучить все это?
– Мой бывший слуга – ныне богатый купец – недавно посещал Ишмир по торговым делам. Вот и привез. А я купил. Такие сокровища достойны только царского дворца, а не купеческого дома.
– Понимаю, – царица качнула головой и еще раз окинула новых рабов взглядом. Приказала им сложить ларцы на столе, затем подала знак девочке и та, схватив за руки Аданэя и одну из сестер, повела их к выходу. Третья двинулась за ними. Уже за дверью донесся до Аданэя голос царицы:
– Присядь, советник, продолжим разговор.
***
Девочка, по дороге передав двух рабынь другой служанке, привела Аданэя в огромную светлую залу. В центре ее располагался шумный фонтан: красивая мраморная композиция из трех полуобнаженных женщин с кувшинами.
У фонтана стояли лежанки, а на них, развалившись, сидели мужчины и юноши. Судя по металлическим, как и у него, тонким браслетам на руках – рабы. Из помещения вело множество дверей, на которые Аданэй не обращал внимания, пока девочка не повела его к одной из них.
– Ты будешь жить здесь, – сказала она, открыв дверь.
Аданэй увидел несколько кроватей и почему-то сразу вспомнил публичный дом.
– А кто живет в других комнатах?
– Тоже рабы. Их здесь много. Как тебя зовут?
– Айн.
– Ясно. Так вот, Айн, скоро придет господин Уирген, он главный надсмотрщик. Ты его сразу узнаешь. Он скажет, что тебе делать, – девочка уже собиралась уйти, но обернулась в дверях и сказала:
– Меня называют Рэме. Запомни – Рэме. Если тебе понадобится о чем-то молить повелительницу, обратись сначала ко мне. Но только в крайнем случае, понял? А пока прощай. Видеться мы будем нечасто, – и девочка, рванув на себя дверь, выскочила из комнаты.
Аданэй огляделся и решил, что нет смысла находиться в этом помещении и дальше, лучше выйти в общую залу, послушать разговоры и, возможно, почерпнуть из них что-то полезное.
Однако ничего интересного он не услышал, рабы вели праздные беседы и не попытались заговорить с ним. Аданэй скоро заскучал, и чтобы хоть как-то скоротать время принялся разглядывать окружающих. На многих рабах он заметил украшения. Пусть не золотые, а из меди или серебра, однако само их наличие заставляло задуматься: насколько же богат Илирин, чтобы позволить такое?! В Отерхейне рабы жили куда более скромно. Да и селили их в подвальных помещениях или грубых бараках, а не в таких великолепных палатах. Илиринцы же, судя по всему, к роскоши были неравнодушны. Настолько, что это отдавало кричащей безвкусицей. Взять хотя бы царицу…
Задумавшись о ней, Аданэй решил, что ее не так легко обольстить, как утверждала Гиллара. Эта Лиммена, скорее всего, принадлежала к тому типу женщин, которые легко подпадают под обаяние молодых красивых мужчин, но никогда – под их власть. Но он сделает то, что никому доселе не удавалось! Он обязан, иначе все, что его ждет – участь раба. Он не может этого допустить! Нет, Аданэй не забыл еще, кем является, или являлся.
"Если только судьба улыбнется мне, я отплачу ему той же монетой!" – злобно подумал Аданэй.
При мыслях о любовнике Гиллары лицо его болезненно скривилось, исказив точеные черты. Сейчас Аданэй мог показаться даже уродливым. Так случалось всегда, когда он сильно злился. А потому, обычно кханади усилием воли обращал злобу, отразившуюся на лице, в холодную маску: надменную, снисходительную и – красивую.
Советник давал ему повод для злости, постоянно напоминая о его рабском положении и называя не иначе, как "мальчишка" или "щенок". Сколько еще терпеть подобное? Пока он окончательно не потеряет чувство собственного достоинства? Впрочем, он его уже утратил. Сначала Дом красоты, потом многочисленные надсмотрщики, Элимер и, наконец, Гиллара с Ниррасом. Однако придется пройти этот путь до конца. А вот потом уже можно будет подумать о мести. В первую очередь, Элимеру. А потом, может быть, Ниррасу. Надсмотрщики его не волнуют, они всего лишь жалкие людишки, никчемная чернь, что с них взять!
А Лиммена полюбит его, полюбит Айна. Он костьми ляжет, но добьется своего. Все будет так, как задумала Гиллара. Женитьба на ее дочери, освобождение от рабства и, наконец – трон Илирина. И Отерхейна.
Стараясь честолюбивыми замыслами отвлечься от сомнений и неуверенности, Аданэй пересел ближе к фонтану. На него покосились, но ничего не сказали.
Скоро в коридоре послышались тяжелые шаги, и на пороге залы нарисовался светлобородый великан. Рабы при его появлении поднялись, а разговоры и смешки тут же смолкли. Аданэй последовал общему примеру: как и предупреждала Рэме, он сразу понял, что перед ним Уирген – главный надсмотрщик. Этот могучий мужчина обладал жестким, поросшим щетиной лицом и узкими глазами, в глубине которых теплилась веселая искорка. За спиной надсмотрщика Аданэй заметил изящного, тонкого юношу. Именно он, а не Уирген приковал его взгляд. Юноша стоял, небрежно облокотившись о стену и свысока поглядывая на рабов.
Уирген, важно обойдя невольников, остановился напротив Аданэя.
– Ты! Говоришь по-илирински?
– Да.
– Когда говоришь "да", раб, нужно добавлять "господин". Понял, бестолочь?
– Да, господин, – процедил Аданэй сквозь зубы, найдя в себе силы придать лицу выражение покорности. Не время, еще не время показывать свой нрав.
– Так-то лучше, – Уирген задумался. – Ума не приложу, чем тебя занять.
И тут же разразился громогласным ревом, воздевая вверх руки и отчаянно жестикулируя.
– Продохнуть невозможно от этих проклятых рабов! Мне их занять нечем, а их все везут и везут. И живут они тут в свое удовольствие! Чуть ли не лучше господ устроились. Дармоеды! Ну, чего вылупились, олухи?! – Уирген гневно обернулся к рабам, опустившим головы под его грозным взором. Но Аданэй успел заметить на лицах многих тщательно скрытые улыбки. Видимо, гнева белобородого великана здесь не особо опасались.
– Что, не правду говорю? – продолжал бушевать надсмотрщик. – Бездельники! Только и знаете, что дрыхнете, шляетесь по дворцу да жрете, яко свиньи. И хоть бы прок какой! Так нет ведь, сплошные расходы! Кнута на вас нет! Будь я на месте царицы, отправил бы всех на скотный двор, по-другому бы у меня запели!