Гибель Третьего Рима

Гребенщиков Виктор Павлович

Естественно со временем на Приморской особой зоне расцвела как положено и индустрия развлечений и пороков, не менее даже разнообразная, чем в Алт-Вегасе в годы его расцвета, а кое в чем и покруче будет, влияние Японии сказывается. И высокие технологии вышли на сцену, известно, что японцы мастаки изобретать не только видео и телевизоры, но и собирают разных умных роботов, причем творения некоторые движутся и соображают не хуже людей. Вот и стали они устраивать в Приморской зоне такие соревнования между роботами и людьми на выносливость, выживание, но сначала это было простое спортивное состязание. Затем здесь заявилась якудза, и естественно добавила колорита в местный криминальный раскрас, а в закрытых клубах и на площадках начались боевые поединки

биоробота с человеком, и не на жизнь — на смерть.

Это воистину реальное и жестокое шоу, машина не знает жалости и пощады, если человек зазевается, — строго по заложенной в ней программе расчленит его туловище, отдельно руки, отдельно ноги, и голову тоже отдельно отломит и положит, а зрелищность состязания просто ошарашивает киношной фантастичностью, непримиримостью соперников. И человек на поединке словно ощущает возможную опасность от этих рукотворных механических и электронных машин в будущем, если они осознают, что человек слабее и захватят власть над миром, битва происходит как в фантастическом боевике, — без правил, на уровне низших инстинктов на выживание любой ценой, причем биороботы постоянно совершенствуются.

Японские конструкторы на выдумку хитры, а последние модные экземпляры роботов стали достигать гигантских размеров, и уже не помещаются в обычных помещениях, бои с машинами смерти вышли на простор, на открытые площадки, и порой такие супер-махаловки заканчиваются плачевно даже для зрителей, сидящих на первых и самых дорогих местах. Бывали случаи, — когда гигантская машина перегревалась и сбивалась программа, тогда она начинала крушить все подряд, в том числе и заграждения вместе со зрителями, тогда в мясорубке погибали десятки человек, прежде чем охрана попадала механическому монстру в спину и выводила мощным бластером из строя блок питания.

Со временем внутри этих роботов гигантов стали встраивать и кабины операторов управления, — где помещался живой человек для контроля монстра, а размеры биороботов выросли до высоты четырех, или пятиэтажного здания, эту махину приводят в движение сотни электро и гидромоторов, а питает небольшой энергореактор. Практически битва роботов, управляемых людьми превратилась реально в соревнование построивших их компаний, наподобие формулы один, что была ранее среди класса гоночных автомобилей, представляющих достижения только ведущих автогигантов. Но здесь рекламировались также сами боевые роботы, способные сражаться и в условиях других планет, с существами плохо смотрящими в сторону человеческой расы, за место под солнцем другого цвета.

В принципе эти биороботы могут оказать неплохую помощь в космосе на планете с ядовитой и непригодной для человеческого выживания атмосферой, в случае, если ее поверхность срочно надо зачистить под вспомогательную базу, или покрошить к примеру стада сердитых и гигантских хищных динозавров, в этом случае огромные роботы незаменимая вещь, — но еще лучше, — на такую планету не соваться. Так что сражения биороботов, управляемых гладиаторами, заключенными внутри их корпусов, приобрело особый и воистину эксклюзивный характер для Приморской особой зоны, — новое чудо технологии. Как пирамиды фараонов в Египте неотъемлемы от пейзажа Гизы, но это не самое последнее, что могут увидеть здесь любопытные туристы и путешественники, гонки по бездорожью, тоже на выживание и без правил. Зрелище этих бьющихся, мощных и навороченых авто захватывает не меньше чем бои гладиаторов, и потоков крови, и расчлененых туловищ не меньше, чем в поединках с мутантами и смертниками, а потому также как и во всех видах состязаний работает тотализатор и крутится русская рулетка жизни, победитель получает все…

Сильная напряженность жизни в индустрии по удовлетворению человеческих животных желаний приводит к постоянным разборкам между триадами, якудзой и русской мафией, а последняя сильнее, исторически и пожизненно, раньше район Дальнего русского Востока особенно плотно был набит концлагерями и зонами с отпетыми и опасными рецидивистами, сливками из клиентов старого

Уголовного Кодекса, кодекс помер вместе со страной Рашей, но заключенные расползлись по Приморью и скорешились с местными отморозками и делинквентами. А пришлые крутые иностранные ребята, и по росту меньше, и по боевым заслугам в подметки не годятся для местных криминальных авторитетов. Разве что в шестерки или тихо сопеть по своим таунам, чтобы не обидеть мамочек и не остаться без ушей или скальпа, — это прикол местного преступного менталитета, когда-то заимствованный из детских книжек с приключениями про настоящих мужиков и ковбоев.

Ведь каждый русский заключенный, зэк, — был в детстве не очень плохим мальчиком и читал интересные и захватывающие истории про первопроходцев и играл в индейцев, вот и вспоминается далекое безоблачное детство, до Большого московского Взрыва, когда еще все люди были типа братья, а сейчас все близкие стали братанами и настоящими реальными и крутыми пацанами.

Заключенные из лагерей, что поближе к Амуру, группировались на Приморской особой зоне и правят здесь бал, — а зэки из северных заведений за колючей проволокой, после падения режима пошли на Камчатку и Чукотку, говорили что там жизнь нехилая, чукчи даже английскую футбольную команду имеют. Часть самого заводного преступного контингента осталась на Колыме, это чтобы намыть золотишка и свалить затем в южные пампасы, где бродят дикие мамонты. Каждый теперь может осуществить мечту своей жизни и всю свободу поиметь на полную катушку, как рекомендует индийская Кама Сутра. А большая банда колымцев захватила в местном порту большой сухогруз и приказала капитану рулить пароход по верхнему северному пути, — в сторону Европы, похоже не сообразили, что там сплошной Чернобыль остался после той московской катастрофы.

Но с другой стороны они поступили даже правильно, поскольку до образования Внутренних и закрытых Территорий, — по Сибири вовсю шерстили китайские орды. Из двух зол обычный человек ведь всегда выбирает наименьшее, зато бывшие зэки не пролетели со свободой передвижения, ведь граница Внутренних Территорий прошла по береговой линии материка, а захваченный корабль оказался в нейтральных водах растаявших от потепления климата северных морей, — вот и поплыли путешественники в пронумерованных телогрейках в сторону Европы. Миновали в северном Ледовитом океане несколько крупных островов, но счастья в жизни на клочках суши не увидели, доплыли до Мурманска, но зайти в порт не давали патрульные имперские шаттлы, по пароходу открывали огонь на поражение, повредили рулевые колонки, кое-как они допилили до Соловков, и пристали как раз к бывшему оплоту всех концлагерей и лагерей всех народов.

Временно в непритязательном каменном жилище обосновались монахи на Соловках, после Большого московского Взрыва у них тоже жизнь настала скудная, послушания у монахов много, а жратва не очень, кагор разведеный, псалмы петь от прохлады в кельях не тянет. Здесь и накрыла этот остров с монастырем банда из отпетых колымских заключенных, прибывших на белом параходе. Консервы на судне дано сожрали, технический спирт для омывания стекол ходовой рубки тоже высосали до капли, корабль тоже совсем зачах, и уплыть с острова стало невозможно, колымские бандюганы пошли приватизировать по случаю имущество и все съестные припасы в монастырских закромах, добрались и до бочек с кагором, настроение у колымской братвы поднялось.

Монахи поняли, что помощи с небес ждать уже не приходится, их скоро ожидает голод и холод, стали камнем отбиваться от колымских братков, но где там против калашей переть, вот и порешили бандюки почти всех этих служителей культа, имперских агентов среди святош уже давно не было, а значит помочь было некому. Трупы погибших банда стащила в одну кучу, облила соляркой из корабельных танков и подожгла, дым, густая черная копоть взвились к низким серым облакам, и словно древний сигнальный маяк обозначил место для упокоения многих душ, оставшихся в живых старцев бросали прямо в огонь, они жалобно верещали на прощание.