Гибель Третьего Рима
Шрифт:
Немногие счастливчики, что долетели до границы, поняли, что тут их тоже ждет кердык, даже двойной, свои русские братья из соседней противовоздушной обороны стали в большую обиду, что их кинули, и прицельно, они ракета за ракетой запузыривали в хвост сбегавшим с родины товарищам, все ракеты в небо ушли, и почти все нашли свою цель, а тех кто прорвался за кордон, встретили радостные залпы ракет с сопредельных территорий. Факт, немногие единицы боевой воздушной техники приземлились совершенно невредимы в соседних заграничных аэродромах, сдались в плен за нарушение границы в мирных целях, небо над павшей Рашей отныне было чистое, голубое и спокойное, отныне и присно, ни одной летающей керосинки, вот так пропала русская авиация, насовсем, вместе со страной.
За волной воздушных беженцев из страны Раши хлынула волна наземная, верхом
Некоторые из них ночами прорывались с боем и уходили в тылы Евросоюза, и в дальнейшем устраивались на работу в Иностранный легион или в русскую мафию, до конца жизни потом почти никто не доживал, часть беженцев сдуру попыталось перейти через китайскую границу и найти спасение, но им навстречу шел такой вал китайских войск, что просто всех элементарно вбили в землю и затоптали.
Европейская часть накрылась радиоактивным смогом, и покруче десятка Чернобылей, все ближние страны приграничья достало тоже, русские хиросимчики стали вымирать, и кто словил дозу побольше, значит двигал кони пораньше, а кто заполучил дозу поменьше, то соответственно попозже или производил на белый свет мутантов, что тоже не подарок, особенно если это русский медведь. Вот и начались страсти господни судного дня, поперли как из жопы изобилия волки-мутанты, короткохвостые крысы-мутанты и прочие кровожадные и хищные звери, во главе с медведем-мутантом. И даже вся лесная мелочь, клещи и комары превратились в маленьких ядовитых убийц, и укус нескольких экземпляров равноценен по эффекту с укусом гадюки или даже кобры.
После Большого Взрыва пошла не жизнь, сплошная малина, да с отключением электричества вся русская цивилизация сразу ухнула во тьму каменного века, и особенно все это типично для больших городов. Ведь они сами по себе представляют из себя большие каменные джунгли по типу построек, а кто не слинял за кордон, те начали тупо пробовать выжить, но это занятие бесперспективное для изнеженных городских жителей. Спаслись только те немногие, кто имел земляные деревенские корни и вновь вернулись в деревни, там еще кое-как, по старинному жизненному укладу стали тихо влачить примитивную жизнь на грани сельского гламура. А вот тот кто был гламуром городским, долго не протянули, по инерции потусовались еще некоторое время в привычных занятиях, но быстро сникли и скисли, ввиду неприспособленности к суровой действительности.
Вся техника отказала, водопроводы иссякли, принимать душ три раза в день стало невозможно, стирать белье тоже, все провоняли и прокисли с головы до пяток, канализация забилась, а унитазы под завязку забились говном, все нижние этажи в домах плавали в лужах этой вонючей жижи и мочи. И даже в верхних квартирах невозможно стало дышать при открытых окнах от миазмов, — поднимающихся снизу, Ленинград времен блокада отдыхает. Если раньше люди следили за содержанием домов под страхом смерти, ну а теперь властей нет, и все быстро засрали и разрушили, и крайних нет. Но хуже всего, что стала заканчиваться жратва и выпивка, ведь все магазины и склады разграбили сразу, рестораны и ночные клубы не продержались и неделю, а все завсегдатаи занялись добычей хлеба насущного. Чтобы прожить еще один день, теперь надо урвать для себя кусок у ближнего, экспроприировать теплый угол для ночлега, криминал и наркодилеры в этой мутной воде чувствовали себя как хищные рыбы, вполне комфортно. А гламурные мальчики и девочки вывалили на панель сдаваться в прокат за еду, но вид то товарный потеряли, макияж подправить и подмыться нет уже возможности, потому деградировали первыми.
Кто сгинул типа от вредных венерических болезней, кто сдох с голодухи, от последней прощальной передозы метилового спирта или дурного крэка,
Началось некоторое потепление климата и в зонах вокруг воронок от ядерных взрывов, и пошли в рост джунгли из растений-мутантов, они протыкали насквозь асфальт магистралей и улиц, и даже взламывали бетонные плиты автострад и городских строений, И особенно новым растениям нравилось прорастать сквозь бывшие жилые дома, смачно удобренные перегнившим говном и трупами обитателей, практически не одно здание не уцелело, развалились под натиском природы как карточные домики. Немногие банды из бывших владельцев казино и криминальной братвы слонялись некоторое время по окраинам этих запустевших городов в борьбе за последние крошки хлеба и зрелищ.
Из глубин городских подвалов полезло новое исчадие ада, это поколение крыс-мутантов, вначале робко и несмело пробуя на зуб человеческие потроха стреляных трупов от разборок, а затем крысы быстро научились и приноровились охотиться стаями. Новые крысы-мутанты науку точно передали на генном уровне, вскоре в каменных развалинах городов просто стало опасно жить. И остатки русского криминального народа стали отступать в деревушки и поселки, и постепенно сдавать позиции царей природы, корону перехватили короткохвостые крысы-мутанты, как самые достойные и заслуженные блюстители нового закона джунглей.
Редкие экземпляры людской породы обладают крысиными такими способностями к выживанию, но достойные есть, это точно, можно привести пример из Петербурга, собственно оттуда и вышли первые охотники и отравители крыс-мутантов. И возможно это тоже старая генетическая память, закрепленная в людях, выживших во время Ленинградской блокады, ведь этот город тоже тогда пережил деградацию послевзрывного периода. Точно также в городе русской революции перестали действовать все блага цивилизации, — а ведь единственное спасение от заразы и эпидемий, накрывших многие густо населенные районы, предоставила вода. Конечно северной русской Венеции в этом самом отношении повезло, — воды Невы и каналов уносили все нечистоты и трупы погибших в Балтийскиое море, прочь из жилой зоны, и потому город продержался значительно дольше, чем другие мегаполисы в бывшей Раше.
Полоса радиационного вихря накрыла и Питер, и многие жители сгинули от той невидимой лучевой болезни, незримо проникающей практически везде с током воздуха и частицами пыли, потом начался голод, самое неприятное напоминание о военном прошлом, но в этот раз голод был мирным, не работали пекарни, выпускавшие хлеб, да и выпекать уже не из чего было, всю муку использовали. Кругом в полях гуляет ветер, и ни одного нового колоска, крестьяне заняты собственным выживанием, ну и вклад в уничтожение съестных припасов конечно внесли бурно плодящиеся крысы. Количество грызунов быстро стало превышать количество людей, живших в осажденном городе, и началась новая и настоящая война между человеком и крысой, кто кого, делайте ставки господа, хотя исход был заранее предсказуем, — крысы дают в год несколько выводков крысят, которые тоже есть хотят.
Остатки населения объединились в коммуны, ведь вместе всегда помирать веселее, превратили газоны и скверы в огороды, грядки, возделывали не покладая рук, чтобы запастись на зимовку овощами, сами превратились в ходячие овощи, а с наступлением прохладных месяцев, — правда без снега и сильных морозов, все-таки климат чуть потеплел, с наступлением холодов в овощехранилища забирались крысы и начинали наводить ревизию съестных припасов. Здесь уже вопрос становился ребром, есть еда — жизнь, нет еды — смерть, и на войну с этими нахальными грызунами снаряжались самые сильные и проворные мужики. Сооружали из подручных материалов оружие и варили отраву, но численный перевес возрастал и шансы на победу таяли с каждым днем, к тому же крысы перешли к групповой тактике нападений. И человек, попавший в одиночку в окружение крысиной стаи, становился смертником, если угодно, смачной крысиной едой из деликатесного мяса, постепенно появились и защитные одежды, и кольчуги. Но тоже примитивные, из того, что осталось на заводских складах, тем не менее эти рыцарские латы позволяли выжить ценой потери пальцев рук и небольших кусочков плоти на незащищенных местах человеческого тела.