Гибель великого города

Рагхав Рангея

— Могу ли я не верить вам, госпожа? Разве у меня есть кто-нибудь на свете дороже вас?

— А Апап?

— Раб не опора для рабыни.

Нилуфар задумалась. Потом заговорила:

— Дорогой ценой заплатит поэт за это свидание. Я знаю, он зарится на огромные богатства высокочтимого. В Мохенджо-Даро живут не люди, а скоты, они кичатся своим могуществом, но боги не дали им разума, чтобы понять людские страдания. Да и зачем им это? Скажи мне правду, Хэка, ведь ты не веришь, что поэт и танцовщица действуют заодно? Ты думаешь, они так простодушны? О, ты совсем глупенькая, совсем глупенькая! — Она с сожалением покачала головой. — Единственный в городе человек, заслуживающий имя «высокочтимый», бродит по улицам вместе с нищими. Эти денежные мешки

никогда не помогут в беде. И Виллибхиттур это понимает! Перед тем как свалить Манибандха, он дарит ему ядовитое лобзанье — эту дравидку. Когда высокочтимый освободится от ее объятий, он уже будет без сил.

— Госпожа, — робко возразила Хэка. — Вдруг вы ошибаетесь? Тогда вас замучит совесть — ведь вы убьете невинного!

— Нет! — твердо ответила Нилуфар. — Нет, Хэка! Это все козни Виллибхиттура! Ты не знаешь, как он изворотлив. Не успел я мы пройти и ста шагов, он остановился и спросил: «Куда вы меня ведете?» Он сразу же что-то почуял. Тогда я притворилась влюбленной. Он так растерялся! — Она торжествующе рассмеялась. Как бы ни было, а с виду он чересчур простодушен, будто в житейских делах ничего не смыслит. Но он коварен, этот мечтатель! Это он привез сюда танцовщицу из страны дравидов, вскружив ей голову своими замыслами. Но эта женщина глупа! Она умеет лишь соблазнять мужчин своими прелестями. Когда-то и мне Манибандх сулил многое. И мне казалось, что он не лжет. Но сегодня глаза мои открылись! Мужчина стремится властвовать над женщиной, — продолжала она сердито. — Но на свои достоинства он не надеется. Он подкупает ее богатством, подавляет силой. Если бы я родилась знатной женщиной, я не знала бы всех этих страданий. Ты еще увидишь, Хэка, как Манибандх станет моим рабом, я приручу его и посажу у своих ног, как леопарда, которого держит возле себя царица Египта. А тебя я навсегда освобожу от рабства. Я выброшу отсюда эту танцовщицу, как муху из молока… А если не удастся, то Нилуфар, подобно женщинам-йогам, навсегда покинет дворец и станет плести людям небылицы о таинственных силах вроде великого царя йогов, богини Махамаи и прочих глупостях. Да поразит этих грешников Озирис!..

Нилуфар все говорила и говорила. Ее душа словно очищалась от яда. Перед Хэкой будто открылась ужасная пропасть, дно которой пропадало во тьме… Вдруг Нилуфар остановилась и воскликнула, как безумная:

— А ты, Хэка? С кем ты будешь?

— С госпожой…

— Не с госпожой, Хэка! Кто готов умереть по первому знаку господина — тот раб, собака, а не человек, потому что раб и господин не могут желать одного и того же. Обещай, что ты будешь со своей Нилуфар, ты — человек, а не животное! Вот смотри!

И перед оторопевшей от неожиданности Хэкой она сбросила одежды, открыв сокровищницу необычайной красоты — свои полные, округлые и стройные груди, отчетливо белевшие в темноте. Ни Нилуфар, ни Хэка не испытывали смущения, ведь однажды они стояли на невольничьем рынке совсем голые, на рынок приходили мужчины и осматривали девушек, ощупывая каждую часть тела, словно покупали скотину. Да и может ли женщина стыдиться подобной себе?

Но не для того обнажилась Нилуфар, чтобы показывать Хэке свою красоту.

Она повернулась спиной, и Хэка увидела рубцы следы ударов бичом. На чистой нежной коже они выделялись резкими полосами и казались от лунного света чернильными подтеками. Они были похожи на письмена, которые рассказывали об извечной человеческой жестокости. Хэка вспомнила, как Нилуфар однажды сильно избили…

— И Нилуфар не госпожа, она тоже рабыня! — сказала египтянка.

В глазах Хэки вспыхнули искорки гнева. Подняв голову, она горячо воскликнула:

— Нилуфар!

Египтянка крепко обняла ее.

Глава восьмая

Занялся

рассвет. Заиграли багряные блики на кровлях дворца. У главного входа звучала тихая музыка — это наигрывал кто-то из слуг. Комнаты убирались еще затемно, пока господин спал. Разбуженный утренней прохладой, Манибандх любовался спящей танцовщицей. Словно с чудесной картины сошла красавица и прилегла отдохнуть. Купец ласково погладил напоминавшую голубой лотос щеку Вени. Закрытые веки ее вздрогнули от нежного прикосновения к шелковистой и упругой коже. Манибандху показалось, что перед ним раскрылся бутон, из которого с жужжаньем вылетела пчелка. Ленивая нега светилась в полуоткрытых глазах Вени. Взор был полон неутоленной жажды ласки. А нежно-розовые жилки в уголках глаз словно вобрали сияние всех алых зорь мира.

Зачарованно смотрел Манибандх, как Вени расслабленно вскинула руки и чуть приподнялась, опершись на локоть, — хмурая, стыдливая, еще влажная от сна и опьянения.

— Вы так крепко спали, — сказал Манибандх, улыбаясь. — Я нарушил сон госпожи, мне не грозит наказание?

— Высокочтимый! О каком наказании вы говорите? — засмеялась Вени.

…Они вышли в сад, чтобы, укрывшись в тени деревьев от надвигающегося зноя, насладиться упоительной прохладой. Освежающий ветерок шелестел среди ветвей. Земли не было видно, так густо покрывала ее цветочная пыльца. На стеблях дурвы [9] , подобно алмазам, сверкали капли росы. В шелковой зеленой листве суетились попугаи.

9

Дурва — широко распространенное в Индии травянистое растение; считается священным.

Перед ступеньками, спускавшимися в искусственное озеро, они остановились. Отсюда была хорошо видна дорожка, ведущая к воротам. Плавающие среди лотосов лебеди восхитили Вени. Теперь она окончательно пробудилась, только легкий след опьянения все еще не исчез из ее глаз. Временами она потягивалась всем своим гибким телом, стремясь вернуть живительную бодрость.

Манибандх говорил о красоте Вени и ее искусстве. Похвалы его не иссякали.

— Госпожа! Я никогда не позволил бы этой дерзкой певице бросить вам вызов, если бы весь город не верил в вас так же, как я. Люди могли подумать, что я ограждаю вас от поражения. Теперь все переменилось. Вы сами видели: вся знать Мохенджо-Даро оценила ваше искусство.

Слова эти заставили Вени задуматься. В самом ли деле она одержала победу в состязании? Поэт сказал, что дравидская танцовщица потерпела поражение, а что случилось потом, она уже не помнила… Но ее с таким почетом приветствовал весь народ!

— Скоро снова будет праздник, госпожа.

— Неужели, высокочтимый? — удивилась Вени — У вас так часты праздники?

— Да, госпожа! Разве вы не помните, что было решено на вечернем торжестве?

— О да, да, — смущенно подтвердила Вени.

— Не угодно ли вам купить новые украшения? В лавках Мохенджо-Даро найдется много товаров по вашему вкусу, — бесцеремонно предложил купец. — Не подобает прославленной танцовщице носить одни и те же одежды, надевать те же украшения. Люди осмеют Манибандха за то, что…

— Высокочтимый! — прервала его танцовщица.

— Госпожа! — невозмутимо продолжал Манибандх. — Неужели у самого входа в рай вас все еще обольщает видение ада?

— Высокочтимый, что вы говорите? — взволновалась Вени. — Что вы говорите! Я ничего не понимаю!

— Ты еще совсем наивна, а мир так сложен! — вдруг перешел на «ты» Манибандх. Насупив брови, он продолжал важно и высокомерно: — Ты должна знать: корабль Манибандха никто не смог удержать в своей гавани. Никаких бурь он не страшится, но ему нужен кормчий…