Гибель Византии (сборник)
Шрифт:
— Ну, хорошо, пускай так, — нерешительно соглашался хан.
— Но только условие, хан, — продолжал Кутлаев, — добыча ваша, а мне девушка, которую вы там захватите.
Хан загоготал и довольно грубо проговорил:
— А если она мне понравится?
— Нет, уж условие наперед, а иначе я вас не поведу на этот караван.
— Ну, там посмотрим! Ступай, набирай людей, кто хочет.
Скоро около Кутлаева собралась толпа головорезов, которые, выслушав его предложение, вскочили на коней и с криком «гайда!» взвились на холм. Остановившись,
Уже было темно, когда караван елецкого купца Евфимия Васильевича переходил в брод верхний Донец. В передней подводе сидел хозяин и погонщики, помогавшие в розыске лучшего пути для первой арбы, остальные стояли на левом берегу; здесь же стояла кибитка, покрытая воловьей кожей, застланная соломой, сверх которой был положен ковер. В этой кибитке сидела Груша; она весело смотрела на переправу. Вечерний степной ветерок, после жаркого дня, приятно освежал воздух; в поблекшей траве стрекотали кузнечики, а в ложбине вдоль реки звонко раздавались голоса погонщиков, отыскивавших брод. Груша из кибитки то подавала свои советы, крича отцу, который стоял на повозке, уже въехавшей в воду; то вдруг задумывалась; в ее представлении рисовался красивый монах, который ей почему-то никогда монахом не казался. Вместе с этим, дрожь и отвращение охватывали ее, когда представлялся ей толстый, сластолюбивый татарин, от которого она теперь избавлена.
Вдруг с неистовым гиканьем спустилась с возвышенного берега куча конных татар… Они бросились на подводы, сбили с ног двух погонщиков, сели на арбы и повернули их назад. Крик отчаяния вырвался из груди Груши, когда она увидела перед собою лицо Кутлаева. Татары посбрасывали часть груза и погнали в гору лошадей. Все это совершилось в течение минуты. Евфимий Васильевич поспешно стал перебираться назад на берег, но ноги лошадей и колеса вязли в иле и не давали возможности двигаться быстро. На глазах Евфимия Васильевича увозили его добро и дочь.
Груша временами теряла сознание, а когда приходила в себя, слышала торопливую команду Кутлаева, который скорее хотел добраться до орды, чтобы остаться вне опасности. Наступившая ночь окончательно успокоила татарина; он приказал ехать тише, соскочил с коня и полез в кибитку, где лежала Груша. Девушка в это время подняла голову и, увидев Кутлаева, неистово метнулась в сторону.
— Нет, постой! — закричал старый татарин Улу, хватая Кутлаева. — Все повезем к хану.
— Да мы с ним договорились, что товар его, а девушка моя!
— Ну, это пускай сам хан скажет, мы тебя не знаем, а хану своему служим.
Но Кутлаев, тяжело дыша, продолжал ползти, отбиваясь ногами от Улу.
— Постой, постой, купец! — кричал Улу. В это время, Кутлаев так пнул татарина ногою, что у того полилась кровь из носа.
— Так вот ты как! — завопил татарин и так дернул Кутлаева, что тот всем своим тучным телом грохнулся наземь.
Улу сел на передок кибитки.
— Не дам девушку; девушку везу хану, —
Кутлаев поднялся. Еле взобравшись на коня, он стал грозить старому татарину, осыпая его отборною бранью.
Рано утром, как только встал хан, ему доложили обо всем случившемся и привели Грушу. Живя на рубеже Касимовского татарского царства, она немного знала по-татарски и бросилась на колени перед ханом, прося освободить ее, обещая выкуп за себя. Хан засмотрелся на красивую девушку. В это время подошел Кутлаев.
— Хан, помни условие, — сказал он.
Груша задрожала и со слезами бросилась к хану.
— Какое условие? Условие ты предлагал, а я не принимал. Ты должен купить девушку.
— Сколько же тебе надо?
— Что это у тебя, хан? — крикнула Груша и бросилась к хану, у которого висела золотая иконочка на янтарных четках. — Это образок Луканоса! Хан, ты его знаешь? Это его иконочка!
Хан вытаращил на Грушу глаза и смотрел, ничего не соображая.
— А кто тебе Луканос? — наконец спросил он.
— Он мой жених! Я еду к нему. Хан, отпусти меня, он заплатит за меня выкуп, ради Бога! Он человек богатый. — Голос Груши прерывали рыдания.
— Постой, постой, не плачь. Луканос мой друг, мы с ним обменялись подарками и я для него сделаю все.
Затем он обратился к своей ханым и сказал:
— Возьми эту девушку и позаботься о ней. Я тебя доставлю, куда ты хочешь.
— О, мой благодетель, помоги мне добраться до Сурожа и извести отца, чтобы он обо мне не беспокоился. Он в Ельце живет, купец Евфимий Васильевич, он отблагодарит тебя. А уж я, хан, век не забуду тебя!
Кутлаев мрачно смотрел. Его мщение, его желание овладеть девушкой не удались. Однако, он решился еще на попытку.
— Хан, ты отдай мне девушку, а то я донесу на тебя рязанскому князю!
— Пошел вон! — гаркнул хан, вскочив, и схватился за нож. Кутлаев бросился из кибитки.
Летнее утро уже давно наступило в Каффе. Воздух был недвижим. Море спокойно расстилалось перед богатым городом, несколько больших и множество мелких судов тихо покачивались на волнах. Движение на берегу становилось все более и более оживленным, главным образом, толкались покупатели и продавцы рабов; этих несчастных свозили сюда со всех стран, лежавших на восток и север от Черного моря.
На крылечке небольшой и ветхой часовни спал какой-то монах. Когда послышался шум целой ватаги рабов, которых гнали два татарина, он приподнял голову. Исхудалое, страдальческое лицо его приняло злое выражение при виде этой тяжелой картины.
— Что это у тебя рабы, как овцы бредут? — спросил покупатель, перекопский еврей.
— Да видишь ли, свежий товар. Я вот еще не знаю, сколько их и какого сорта.
— А откуда они?
— Вероятно татары все, потому что какой-то мелкий хан вздумал в Крыму кочевать, шел, говорят, в Сугдей, ну вот, мы его тут и накрыли.