Гибель Византии
Шрифт:
ГЛАВА XLI
День подходил к концу.
Затухающий огненный шар, багрово-красный, как холмик раскалённых углей, медленно опускался в море и, как бы не решаясь коснуться холодной поверхности воды, сжимался, вытягивая окружность в овал.
Перистые облака окрасились в пурпурно-розовые тона и незаметно меняя свои причудливые формы, неторопливо и величаво плыли вдаль по кристалльно-чистому, прозрачному и голубому небосводу.
Морские волны искрились россыпью драгоценных камней, перекатывали в себе пойманные солнечные лучи и мерцали глубинным, завораживающим взор сиянием.
С высоких башен прибрежных стен были видны
Но дозорные на башнях не замечали великолепия развернувшейся перед ними картины, им было не до услады мягкой негой майских сумерек. Их тревожило другое. Белые пятнышки парусов, показавшиеся с востока, обогнули южную оконечность города и устремились к городской стене.
Они несли с собой кровь и горе, разрушение и смерть. Кому как не византийцам было знать это?
Штурм сухопутных стен начался почти одновременно с атакой турецкого флота.
Над главными башнями Константинополя завились дымные шлейфы от костров. Увидев сигнал тревоги, звонари повисли на рычагах и канатах, приводящих в движение литые медные колокола. В дворах пугливо завыли собаки, протяжным голосами вторили им коровы и овцы, беспокойно затоптались в стойлах лошади и мулы. Стаи птиц поднялись в воздух и начали метаться над крышами домов, оглашая окрестности громкими криками.
Захлопали двери и ставни окон; матери звали к себе детей; по улицам бежали ополченцы, пристегивая на ходу перевязь с мечом или поправляя неловко надетый в спешке шлем.
— Тревога, тревога! — утробно гудели большие колокола.
— На помощь! На помощь! — на все голоса перекликались малые.
Услышав колокольный звон, как бы взывающий к Небесам о спасении, турки на мгновение замешкались, затем прибавили шаг, с удвоенной энергией колотя в бубны и медные тарелки, выкликивая боевые кличи и стуча клинками плашмя по деревянным и железным частям щитов.
Звуки неслись навстречу, сталкивались на полпути, теснили друг друга, подобно воинским отрядам. С одной стороны, под крики и топот ног, поддержанный завыванием сурр, мерно, как шум прибоя на обкатанной гальке, как шорох бесчисленных лапок насекомых по земле, катился дробный перестук барабанов и колотушек, с другой — в заоблачные выси взлетал тревожный звон церковного металла.
Город спешно готовился к отражению врага. По проходам вдоль зубчатых стен устремились на свои позиции вооруженные горожане, на винтовых лестницах и в гулких коридорах грохотали сапоги торопящейся стражи. В узких бойницах замелькали силуэты людей, из-за частокола бревенчатого сруба показались укрытые щитами фигуры наблюдателей. На площадках башен натужно скрипели вороты натягиваемых баллист и катапульт; под котлами, где топилась смола, заплясали языки разжигаемого огня. Распоряжения военачальников тонули в гудках сигнальных рожков и в звоне оружия; отдельными возгласами доносились голоса командиров, подбадривающих своих бойцов и ответные задорные выкрики воинов. Вскоре первоначальная суматоха улеглась, уступая место тревожному, напряженному ожиданию.
Османские войска не торопились с началом штурма. Наученные горьким опытом, они не рвались в бой, как прежде; напротив, было видно, что передвижение полков подчинено хорошо продуманному плану и руководится чёткими приказами командиров. Аккынджи, в большинстве своем составляющие первую волну атакующих, продвигались к стенам под прикрытием массивных бревенчатых щитов высотой
Подтянув бревенчатые щиты к краю углубления, аккынджи с полными охапками фашин принялись выбегать из-за укрытий и сбрасывать свою поклажу в ров. Отделавшись от груза, они мчались к повозкам и высвободив из упряжи медлительных волов, сами подкатывали телеги ко рву и опрокидывали вниз вместе со всем их содержимым.
Потери воинов первого эшелона были велики: с башен города метко били катапульты, поражая осаждающих градом камней и глиняных ядер; укрывшиеся за частоколом сруба защитники выпускали в сторону врага ливень стрел, дротиков и снарядов из пращей. Хотя стрелы летели густо, почти каждая из них находила цель: из-за большой скученности атакующие не могли надежно защититься от них.
Засыпав ров на большом протяжении, турки разом опрокинули в него свои бревенчатые щиты и перебегая по ним, как по мосткам, с победным ревом устремились на древесный сруб. Навстречу им из медных труб сифонов хлынули потоки пылающей нефти, воздух раскололся от грохота сотен орудий. Но атакующие не останавливались; невзирая на град смертоносных снарядов, лавины вопящих людей продолжали упорно катиться вверх по склону вала, к четырехярдовой стене и частоколу на ней. Пламя за спиной у турок высвечивало темные силуэты бегущих фигур, из-за нехватки места образующих порой сплошные ряды. Это играло на руку ромейским пушкарям: одно ядро валило с ног иногда до десятка вражеских солдат.
Навстречу туркам ползли, как по склонам вулкана, широкие струи жидкого огня; катились подожженные, щедро пропитанные нефтью бочонки с паклей внутри; упруго рвались под ногами пороховые мины; под тяжестью бегущих воинов с треском оседали хрупкие перекрытия «волчьих» ям с кольями на дне. От пролитой крови земля превратилась в чавкающее месиво; аккынджи скользили в нем, падали и оставались лежать, втоптанные в грязь своими же товарищами.
Части воинов все же удалось невредимыми добраться до стен. И тут, ко всеобщему ужасу выяснилось, что, как это часто бывает, не все носильщики приставных лестниц поспевают за передовыми отрядами. Тогда воины в нетерпении, уворачиваясь от сбрасываемых сверху бревен и камней, принялись карабкаться друг другу на плечи, устраивать подобие ступенчатых куч из тел погибших. Пока отдельные смельчаки взбирались на стены, защитники города еще имели возможность отражать их, но когда наконец поднесли лестницы и число штурмующих резко возросло, они отступили через калитки за частокол и заперлись там.
Некоторые из атакующих бросились на заграждение, другие принялись подрубать топорами бревна и массивные опоры частокола. Из-за темноты и разъедающего глаза дыма все приходилось делать почти вслепую, наощупь. То и дело слышались громкие требования огня, чтобы подпалить деревянную преграду. Те, кто бросались на призывы с факелами в руках, почти все падали на полпути, поражаемые стрелами защитников: пламя факелов безошибочно направляло прицелы лучников, засевших за узкими, в две ладони шириной, бойницами. Другие с риском для себя выхватывали выпавший из рук мертвеца факел и прикрываясь маленькими щитами во весь опор мчались к срубу. Но все попытки поджечь частокол кончались неудачей: бревна заранее были щедро смочены водой.