Гибель Византии
Шрифт:
Она бросилась вдоль укреплений, машинально отсчитывая башни. Четвертая, пятая, шестая. Седьмая! А может, восьмая? Повинуясь наитию свыше, она выбрала ближайшую башню. У самой дверцы внимание Алевтины привлек человек, в неестественной позе лежащий на камнях. Что-то знакомое почудилось ей в этой изломанной, распластавшейся на стертом булыжнике фигуре. Поколебавшись, она приблизилась и заглянув в приникшее к земле лицо, вскрикнула и отшатнулась. Одним остановившимся, выбитым из орбиты глазом смотрел на нее Фома, вторая половина лица являла из себя сплошное кровавое месиво. Алевтина попятилась,
Задыхаясь от сдерживаемых рыданий, она поднималась вдоль кажущихся бесконечными лестничных проемов, пробиралась по внутреннему лабиринту переходов башни. Когда, наконец, она вышла на открытую площадку, лучи солнца, нестерпимо-яркие после полутьмы коридоров, ослепили ее. Сквозь мутную пелену проступивших слез, Алевтине на мгновение показалось, что люди, вповалку лежащие внутри замкнутого с четырех сторон пространства площадки, погружены в глубокий сон — настолько тихой и умиротворяющей была картина всеобщего покоя и неподвижности.
Она сделала шаг, поскользнулась и чуть не упала. Переведя взгляд себе под ноги, девушка коротко закричала и отпрыгнула в сторону: ступни чуть ли не по-щиколотку утопали в большой луже крови. Только сейчас, да и то не полностью, она стала осознавать страшную явь.
— Роман! — каким-то не своим, тоненьким голоском позвала она.
Стараясь не наступать на мертвых, заглядывая каждому в лицо, Алевтина прошла вдоль всей площадки. Вздрогнув, уставилась на русые пряди на голове, поникшей из-под груды мертвых тел. Волосы цветом похожи на волосы Романа, но рука какая-то страшная и чужая: верхняя часть кисти отсутствует полностью, на ее месте — полоска оголённого мяса с белыми пятнышками перерубленных костей. Конечно же нет, не может быть, чтобы это был…..
— О, Боже! — вскрикнула она и схватившись за изуродованную руку, стала отчаянно дергать и тянуть ее.
Но мертвые, казалось, не желали выпускать свою добычу.
Обессилев, Алевтина опустилась рядом с телом Романа и беззвучно заплакала.
— Девушка…., - со стороны позвал ее тусклый голос.
Алевтина медленно подняла голову.
У самого края парапета сидел человек в камзоле критского легионера. Обеими руками он зажимал себе бок, откуда, несмотря на его старания, струйками выбивалась кровь и текла между пальцами, окрашивая их в матово-красный цвет.
— Беги вниз…, - с натугой, в несколько приемов выговорил он. — Зови воинов на помощь….. нас всех перебили…. турки скоро будут здесь….
И как бы в подтверждение его слов, из-за стены взметнулись две смуглые руки, ухватились за последнюю перекладину приставной лестницы и вслед за этим в пространство между двух выступов выскочил чужеземный солдат. Мусульманин скалил зубы с зажатым между ними ножом и настороженно озирался, поводя глазами по лежащим вокруг мертвым телам. Грек в последнем усилии с криком бросился на него и враги, накрепко сцепившись, стали раскачиваться над краем башни. Затем, не разжимая рук, они полетели вниз, стиснув друг друга в предсмертном объятии.
Алевтина вскочила, подбежала к котлу, в котором глухо булькала черная нефтяная смола и вытащив оттуда объемистый ковш на длинной рукояти, сгибаясь от тяжести, быстро
В полном забытьи, как бездушный автомат, Алевтина металась от котла к краю башни, обрушивая на врага все новые и новые потоки горячей смолы. До тех пор, пока меткая стрела янычара не пронзила ей горло.
ГЛАВА XLV
Узнав о бегстве генуэзцев, Константин поспешил на пристань. Он все еще не мог поверить услышанному, сгоряча возводя напраслину на Феофила. Наемники дезертировали по приказу Лонга? Нелепость, абсурд! Покинули стены вопреки его воле? Это вероятно лишь в том случае, если кондотьер мертв — будучи живым он никогда бы не допустил отступления. Но разве от раны в бедро умирают? Скорее всего, что-то напутал гонец Феофила, второпях исказив первоначальный смысл слов протостратора.
Константин прибавил шпор коню. Одни вопросы и предположения, ответ пока на них не найден. Нужно разобраться во всем самому и любыми способами вернуть генуэзцев на стены. Им мало полученных денег? Константинополь отдаст свои последние ценности. Они напуганы, помышляют лишь о спасении? Но как они могут на это надеяться, если город окружен двойным кольцом неприятеля?
Спасение заключено в победе, ландскнехты должны понять это, если разум еще не окончательно угас в них.
Чувство тоскливого бессилия охватило василевса. Почему так жесток к своим детям Всевышний? Ведь на оголенных, штурмуемых отборными султанскими войсками всего две сотни воинов Феофила! Сколько могут они продержаться? А если и венецианцы, поддавшись дурному примеру лигурийцев, отступят с позиций, катастрофы не миновать.
Маленький отряд проскочил через незапертые ворота пристани и выехал на площадь перед причалом. Неподалеку шел бой — христианские моряки отбивали атаку турецких гребных суден. Облака от пороха и горящей смолы низко плыли над водой, скрывая противоположный берег; отовсюду слышались крики и громкое ухание пушек.
Вне всяких сомнений, Джустиниани мертв, погиб на стенах. Мир праху его!
Константин не решался признаться себе, что в глубине души завидует Лонгу. Заманчиво, нет слов, не испив до дна чаши страданий, уйти в мир иной с сознанием выполненного долга. Но участь государя — не участь простого смертного. Перед Богом, перед Вечностью он в ответе не только за себя, но и за весь свой несчастный народ.
— Где галера главного генуэзца? — окликнул Франциск Толедский пробегающего мимо моряка.
Тот остановился, пару раз растерянно моргнул и ткнул рукой куда-то в сторону. Константин повернул голову в указанном направлении.
Облако серо-черного дыма застлало на мгновение корабль, остались видны лишь верхушки его длинных мачт. На одной из них, центральной, колыхался на ветру командирский вымпел. Константин вздрогнул и натянул поводья так, что железо узды в кровь разорвало губы коню.