Гибель Византии
Шрифт:
— Я был сам поражён, мастер. Осатанев от преследующих его неудач, султан повелел забросать Константинополь трупами своих же воинов, погибших в этом бою. А так как человеческое тело громоздко для метательных механизмов, тела разрубали на куски и лишь затем швыряли катапультами за стену.
Даже немало повидавший на своём веку советник императора не сразу пришёл в себя от изумления.
— Да-а, — протянул он после долгого молчания. — В истории не раз бывали случаи, когда для устрашения враг метал в крепость к осаждённым отсечённые головы захваченных
Он развёл плечами.
— Это едва не вызвало бунт в войсках, — заметил Алексий. — Даже самые преданные сатрапы возмутились против такого решения. Особенно негодовали шейхи и дервиши: ведь по обрядам исламитян не дозволяется даже засыпать тело единоверца землей, а расчленять останки и разбрасывать их на поругание врагу и вовсе кощунство.
— И что же султан?
— Он упорствовал, пока недовольство не перекинулось на корпус янычар. Лишь после начавшейся резни между ними и занятыми выполнением приказа оглан-лары, он пошел на попятную.
— Но для чего понадобилось Мехмеду оскверять тела погибших?
— К сожалению, мастер, это не было импульсивным решением. Он желал вызвать в городе эпидемию от гниющих тел. Мне это доподлинно известно. Один из наших осведомителей в ставке султана донёс, что сатрапы пытались переубедить своего владыку, мотивируя под конец даже не религиозными и моральными соображениями, а тем, что город слишком велик и опасность заражения ничтожна.
— Да, сын мой, ты прав! — Феофан скрестил руки на животе. — Мехмед уже пытался вынудить нас к сдаче, отравив нечистотами воду в реке Ликос. Он не знал, что в городе созданы значительные запасы воды в хранилищах.
— В ответ на это нами были отравлены все колодцы внутри и вокруг лагеря, — ответил Алексий. — Два дня подряд турецкие войска усиленно выкапывали новые.
— Теперь же султан вознамерился с помощью трупного яда устроить мор среди горожан! — брови старика гневно двинулись к переносице.
Некоторое время он молчал, как бы не в силах принять нелегкое решение. Затем заговорил вновь.
— Сын мой, подойди к книжному шкафу.
Алексий повиновался.
— Нажми на тайную пружину, сдвинь его в сторону и извлеки из углубления ключи.
Массивный шкаф, полки которого до потолка были уставлены рукописными фолиантами, повернулся вдоль боковой оси плавно, без единого скрипа шарниров.
— Выбери из связки тот, к которому прикреплена бирка VI.
— Этот, мастер?
— Да. Слушай внимательно. Возьмёшь с собой двух слуг, спустишься в подвал и отомкнешь ключом дверь под тем же номером. В том маленьком помещении хранятся два обшитых свинцовым листом ящика. Они не тяжелы. Эти короба должны быть погружены на вёсельную лодку и тайно вывезены за пределы Константинополя.
— В какую сторону, мастер?
— Их необходимо выгрузить в двух милях от правого фланга османского лагеря. Доверенный человек, сопровождающий ящики, должен на выделенные ему деньги купить подводу с лошадью. Затем, с помощью зубила и молотка, он вскроет
— Я перестаю понимать, мастер.
— Вскоре поймешь. Но пока что слушай и запоминай. Вскрыв эти ящики, он обнаружит в них аккуратно сложенные отрезы тканей, покрывала, богатые одеяния, обувь, керамические чаши и кувшины. Не прикасаясь к ним иначе как железными щипцами или кожаными рукавицами, он погрузит эти вещи на повозку и под видом бродячего торговца направится в турецкий лагерь. Там он постарается тем или иным способом сбыть товар османским воинам.
— Эти вещи отравлены? — высказал догадку Алексий.
— И да, и нет. Специально их никто не отравлял. Они были взяты в домах, где доживали свои последние дни больные моровой язвой, чумой, посетившей Константинополь три с лишним десятилетия назад.
Старик взглянул на своего приближенного.
— В то страшное время смерть тысячами косила ни в чём не повинных людей. Меня она обошла стороной и по какому-то наитию свыше я решил подчинить ее себе, запрятать в обшитые металлом короба, чтобы бубонная погибель не вырвалась случайно наружу. Но, похоже, настал срок, когда необходимо вызволить дракона из его темницы, чтобы не дать свершиться злодеяниям похуже этого.
— Да поможет нам в этом Бог! — твердо произнёс Алексий.
— Поначалу ящиков было три, — не слыша его, продолжал Феофан, — Но вскоре их число уменьшилось. Ровно тридцать один год назад армия Мурада II, отца нынешнего султана, осадила нашу столицу. Осада эта не была продолжительной. Помимо нехватки у мусульман приспособлений для штурма, над войсками внезапно пронеслось поветрие чумы. В ужасе от расползающейся заразы, султан приказал спешно снять лагерь и переправить армию за Босфор.
— Надеюсь, сын не окажется глупее отца.
— Я тоже надеюсь на это. Ступай, Алексий!
Оставшись один, старик повернулся в кресле и еще долго смотрел на подрагивающие огоньки свечей. Нет, он не испытывал угрызений совести. В схватке со смертельным врагом хороши все средства, способные хоть немного поколебать мощь противника. И молодой султан уже понял это. Но ему не хватило выдержки и жизненного опыта действовать исподволь, чтобы не вызывать людского гнева и осуждения. Ведь стоило только ему объявить трупы расчленённых — телами христиан и тогда вместо бунта он получил бы полное одобрение от своего окружения.
Феофан шевельнулся в кресле.
Даже если признаки начинающегося мора будут выявлены достаточно быстро, у османских воевод не окажется иного выбора, как снять с позиций охваченные недугом полки и под тем или иным предлогом убрать их прочь от основного лагеря. Это частично ослабит вражескую армию, а неизбежные слухи и пересуды посеют страх и смятение среди оставшихся.
— Мудрейший! — управитель склонился в глубоком поклоне. — Восточный бейлер-бей Исхак-паша просит твоего позволения принять его немедленно.