Гиблое место
Шрифт:
Интересно, кто же еще пытается найти нашего Эдуарда?
— Как он выглядел?
— Черный такой… Глаза у него красивые. Ресницы длинные, и так и хлопает ими. Если бы не говорил по-русски без акцента, я бы подумала, что он из этих… из кавказцев. Но он точно наш… Тоже про «монахов» выспрашивал. Только он напрямую спросил, приходил ли к Эдику перед исчезновением мужчина лет сорока, с длинными волосами и бородой. Я ему честно сказала — нет. Только эти, с горшками, а волосатых не ходило…
— А как он объяснял свой интерес?
— Никак.
Да уж, болтун — находка для шпиона… Взяла баба Вера и изложила все еще и моему конкуренту… Кстати, кто же этот конкурент?
Занял он мое воображение.
— Баба Вера, я вам сейчас оставлю свой телефон, а вы мне позвоните… Если этот «кавказец» еще появится. Или монахи эти мелькнут. И еще… Можно мне с вашим батюшкой поговорить?
— А чего же нельзя… Он и сейчас, наверное, в церкви… Спросишь отца Николая и скажешь ему, что я тебя послала…
Я изобразила на лице благодарность, хотя подозревала, что с отцом Николаем мы нашли бы контакт и без блата, но старушке хотелось быть полезной…
Через минуту я уже ехала в сторону высокого голубого купола, уносящегося в небо.
Церковь еще достраивалась. Когда я ту-да вошла, сверху доносился стук молотка и чей-то голос распевал «Царю небесный» в веселом темпе. Я задрала голову и увидела высокого мужчину, уверенно работающего на лесах. Торчал он на этой непомерной высоте без всякой страховки.
Служба закончилась. Я огляделась, пытаясь найти хоть кого-то, кроме строителя. Он-то мне помочь ничем не мог. Откуда ему знать про монахов?
— Ты чего в церковь в таком виде пришла? — услышала я скрипучий голос за спиной. Обернувшись, увидела пожилую даму во всем черном. Дама сверлила меня крайне неодобрительным взглядом.
— Извините, мне нужно встретиться с отцом Николаем.
Она бросила взгляд на леса и быстро сказала:
— Ты к батюшке в штанах пришла? И без покрова? Занят батюшка… Иди срамоту свою исправь, а потом приходи.
— Евфросиния!
Зычный голос заставил нас обеих вздрогнуть. Дама затрепетала. Подняла глаза ввысь и перекрестилась.
— Евфросиния, ты думаешь, я не слышу, как ты тут мне паству разгоняешь?
Он спускался с лесов. В руке нес огромный молоток, и на его лице было написано страстное желание обрушить его на голову негостеприимной Евфросиньи.
— Да ведь она в штанах пришла, батюшка…
— Ну не без штанов же, — произнес он, оглядывая меня с симпатией. — А ты мне тут свои законы не устанавливай. Из-за вас, мои черешни, моя паства к монахам бежит. А там — погибель.
Глаза у него были потрясающие. Голубые и веселые. Наполненные жизненной силой и отвагой.
Наверное, он был совершенно не похож на стереотип священника. Плечи у него были широченные, и рост высокий.
— А по закону в церковь в штанах нельзя… — пробурчала Евфросинья, пытаясь все-таки взять верх.
— Ты еще
— Да я же не горжусь…
— Ага. А чего же ты тут делаешь? Иди, дай с девочкой поговорить. Может, у нее беда приключилась, а ты ей лекции принялась читать. Пошли, деточка.
Он позвал меня за собой жестом руки. Деточка, повторила я. Меня уже сто лет никто так ласково не называл. Деточка, девочка… беда приключилась. Я пошла за ним, чувствуя, как у меня предательски пощипывает в носу. Кажется, Таня начинает превращаться в Танечку, как собачка, которую погладили?
Отец Николай шел быстрыми размеренными шагами, и все же мне казалось, что он пытается идти медленнее, чтобы я не отставала от него.
Наконец он остановился перед образом Богородицы. Посмотрел на икону, перекрестился и бросил:
— Поставишь ей свечу. Она у нас скоропослушница, поможет твоей беде. Вообще, мой тебе совет — не ищи сложного там, где много простоты. Помнишь эту пословицу — просто, как все гениальное? Вот вы все ищете сложностей и в беду попадаете… Головку ясной держите, и все в порядке будет. Господь сам на крест пошел, никого из вас не звал с собой… И сами себе кресты не стройте — ему это не нужно. Какой отец ребенку камень подаст? Теперь говори. Ты меня выслушала, я тебя тоже послушаю…
Честно говоря, я бы послушала его еще. От его простых слов мне становилось спокойно. Я даже почти забыла про идиотских «монахов». Но дела есть дела.
— А беда не моя, батюшка, — начала я. — У меня подруга пропала. И я боюсь, что это связано с некими загадочными «монахами».
Он вскинул на меня глаза:
— Так… Опять эта свора… Сколько лет девочке?
— Двадцать семь.
— Голова уже на плечах должна быть, — крякнул он. — Ну, что ты узнать хочешь? Я и сам их пару раз видел. Девочка твоя из неофитов?
— Кого? — переспросила я.
— Ну, это мы так первачков называем. Они тут приходят в церковь, а им евфросиньи наши головы крутят. В результате одни себя начинают истязать, чуть не во власяницы облачаются, а другие воображают «новыми апостолами». А в результате и те, и другие собой занимаются, а бога услышать не хотят. Вот и приключаются с ними беды.
— То есть?
— То есть встречаются эти «монахи», и батюшка Николай начинает им еретиком казаться, потому что в Страшный суд верит только по Писанию. А не тому, что далекий «старец» решил его на этот год назначить.
— Какой старец?
— Какой-какой… Сейчас это у них последний писк. Под горшок подстригутся и давай тут плач разводить, будто бы завтра старец нас всех с грязью смешает. И мы в собственных нечистотах захлебнемся. Надо, говорят, всем в «Светлое Место» бежать, где этот самый старец проживает. Только вот незадача — старец адреса не сообщает. Только если под горшок подстрижешься… И имени тоже.