Гибрид: Для чтения вслух
Шрифт:
В телеграммах ни запятых, ни точек не пишется. Для экономии. Вот бы в школе так сделали, для экономии!
Но понять из телеграммы ничего нельзя, какой там в Москве порядок. А вот когда приходили письма от бабушки Лизаветниколавны или от Ани — все становилось ясно. Поэтому писем ждали все с нетерпением и на дню по два раза спрашивали.
Приходит мама с работы и первым делом спрашивает:
— Приходили письма?
Как будто письма сами ходят!
Бабушка приходит с базара и тоже спрашивает у меня, а нет ли письма.
Дедушка приходит
Бабушка ему не раз выговаривала, чтобы он бросил читать газеты, потому что от газет портятся глаза. И повышается давление.
И вот наконец пришло письмо. Даже целых два.
Бабушка написала коротенькую записочку. Она волнуется, как я учусь. И как я ем. А про себя ничего не написала. Зато Аня расписала все, и мы узнали, какая у нас героическая бабушка.
Мы сидим вечером вокруг коптилки, и мама читает в третий раз письмо от Ани:
«…Москву стали бомбить сразу, как только вы уехали. Почти каждую ночь. В бомбоубежище никто не ходит».
— Наверное, сидят в темной комнате под сводом. Думают, что свод непробиваемый, — замечает дядя Павлуша.
«…Дежурим в подъезде и на крыше. На днях наша бабушка залезла на чердак и тушила там зажигалки в кадушках с песком».
— Уж как она их тушила, я даже представить себе не могу. Лопаткой или руками? — удивляется мама.
«…Елизавета Николаевна сама погасила уже восемь зажигалок. Поэтому наш дом и не загорелся. А вот в большой дом, который выходит на улицу против Театра Революции, попала фугасная бомба. Сережа сидел в этот момент на крыше и как закричит: „Упал большой дом… Упал большой дом!“».
— Они хотели, наверное, разбомбить Театр Революции, — решил дядя Павлуша.
Про Театр Революции постоянно говорят в нашем доме. Потому что там работает актриса Бабанова, которая играет в «Собаке на сене». Но это еще надо посмотреть, кто лучше — тетя Маша или Бабанова?
Во всяком случае, в «Революцию» немец не попал, как пишет Аня. Вот «Вахтангова» на Арбате разбомбили.
«…А… еще упала бомба на Тверской бульвар, прямо в памятник. Тимирязеву оторвало голову, и она улетела на крышу».
— Представляю, что они там переживают сейчас, — захныкала Адельсидоровна.
Но главное — наша бабушка Лизаветниколавна даже в такой исторической обстановке не растерялась, а потушила восемь зажигалок. Просто уму непостижимо!
Вообще все решили, что с моей бабушкой творится что-то несусветное. Она теперь не ругает товарища Сталина и всю советскую власть. А ругает только Гитлера.
Когда я крепко сплю, ко мне заглядывает Лизаветниколавна.
Потом, из Аниного письма, я узнаю, что на Москву в ту ночь опять был налет. Попали в консерваторию. Но с «обратной» стороны.
Мама, канешно, ужасно расстроилась. Оказывается, она и училась там, с «обратной» стороны.
Обыкновенная
В «магазин напротив» гоняю по два раза, почти каждый день. Канешно, когда есть свободное время. Но все без пользы! На полках — хоть шаром покати. Или, по-нашему говоря, фиг с маслом.
Куда-то подевались даже соль и спички — ума не приложу.
Уже нет ни «Дели», ни «Беломора», а мама с тетей Ирой сами набивают табаком пустые гильзы.
Уже на рынке ничего за деньги не продают, а надо менять продукты на вещи. Только «вещи» очень быстро у всех кончились. Какие могут быть запасы у вакуированных?
Уже в школу приходится ходить в пальто, застегиваться на все пуговицы и заматывать горло шерстяным шарфом. Ужас какой-то!
Немец докатился почти до Москвы — все ж таки проговаривалось радио.
А в город всё наезжают и наезжают беженцы.
— Самим жрать нечего. А тут эти черти лезут. Дом не резиновый, — ворчат соседи, которые тоже откуда-то приехали, но на месяц раньше.
Тут еще армянцы подвалили скопом. Даже дядя Павлуша возмутился. А тетя Маша прямо сказала:
— Нечего делать армянам в Чкалове. Когда бегут евреи, это более-менее понятно. Гитлер их не любит. Но армяне! Как не стыдно?
Преспокойно могли сидеть на своем Кавказе. В крайнем случае, ехали бы себе в Ташкент, как делают все умные люди.
Дядя Леня сначала привез из Москвы для Наташки кроватку. А потом поехал в Ташкент «прибарахлиться». Оттуда он приволок целый чемодан с круглой резинкой. Для рогаток она не годилась.
А вот бабушка Адельсидоровна, несмотря на свой тромбофлебит и благородное воспитание, идет каждое утро на базар с мотком резинки и выменивает его на продукты.
Однажды я пошел вместе с бабушкой и увидел весь этот цирк! За каждый метр резинки Адельсидоровна торговалась и кричала по-страшному:
— Перестаньте сказать! Какая «веровочка»? Вы растянете ее на два километра. Видели где-нибудь такую резинку? Не только трусы, даже кальсоны. Кто дура? Вы сами на себя посмотрите. Не резинка, а просто чудо. Перестаньте сказать! Это делали только до революции. Если захотите, можете повеситься. Что вы опять сказали?.. Сами туда идите. Где вас научали такому хамству?!
Я делаю вид, что это не моя бабушка. Но после базара, я стал смотреть на Адельсидоровну уже другими глазами.
Если бы не дяди-Ленина резинка, мы наверное — просто умерли с голоду.
И тут вдруг, может, потому что наша Лизаветниколавна в Москве сильно молилась, а может, и в Чкалове кто-то умный подсказал — только власти доперли и выдали карточки.
А карточки, это такие бумажки, где все написано, сколько ты должен съесть за целый месяц.
Вот: хлеба — четыреста граммов в день, мясопродуктов — кило и двести граммов на месяц… Молочных… Масла подсолнечного… Видите? Такая маленькая бумаженция — а дороже денег. Потерять — лучше сразу помереть. Чур меня, чур… Без нее вам ничего не продадут в магазине, даже если очень попросите.