Гильдия темных ткачей
Шрифт:
Он указал на высокого, с квадратными плечами и квадратной челюстью полковника на вороном, с медным отливом жеребце. Выбившиеся из-под шляпы пряди были той же масти, что у коня. Полковник ехал вслед за ротой гвардейцев и зыркал по сторонам, словно ожидая нападения в любую секунду.
— Флом же генерал, — запротестовал Хилл.
— Деревня, — хмыкнул Орис. — Это его младший брат, Бертран. Комендант Сойки и полковник лейб-гвардии принца! Смотри, как похож на Медного!
— Не может быть! — Взгляд Хилла обежал прикрывающих принца со всех сторон спутников
— Почетный профессор кафедры экспериментальной алхимии Магадемии, дру Беррилан Бродерик, — кивнул Орис. — Вот деревня, не знаешь, кто у принца наставник!
Хилл сморщил нос: традиция напяливать поверх малинового кафтана и шафранных штанов изумрудный камзол, подпоясываться лиловым атласом, переплетать бороду розовым и синим, а сверху добавлять расшитую золотом голубую круглую шапочку всегда казалась ему несколько… м… несерьезной. Не иначе, родовым талисманом у Бродериков гигантский попугай ндо. Как раз те же цвета — если еще и та же болтливость…
— Не ржи, свалишься, — пихнул его в бок Орис.
— Это свита принца или бродячий цирк? — сквозь смех поинтересовался Хилл. — Гном, эльфа… а тролли и великаны будут?
Смех смехом, а восседающая на нервной тонконогой кобылке девушка с полусотней рыжих косичек не оставила бы равнодушным даже камень. Раскосые лиственные глазищи, гибкость ивы и опасность рыси, пышная грудь и сочные вишневые губы — а в дополнение легкая зеленоватая дымка, словно лесной полумрак.
— Хороша. Жаль, не про нас, — вздохнул Орис.
Хилл согласно кивнул, глотнул еще вина и с трудом перевел взгляд дальше. Скользнул по щуплому, среднего роста лейтенанту, завяз в легкой молочно-голубой дымке. Вернулся к скучному лицу: что-то очень знакомое, что-то очень опасное…
— Светлый шер. Спорим, это и есть охрана принца?
— А что спорить. — Орис забрал у брата кувшин и отпил сам. — Охрана и есть. Надеюсь, не встретимся на узкой дорожке.
— Упаси Светлая! — Хилл поёжился. — И храни наследника.
Он благочестиво осенил лоб малым окружьем и занялся разглядыванием последнего из свиты, горбоносого и сероглазого юноши с квадратной челюстью.
— Флом. Закерим Флом, — пояснил Орис.
— Похож, угу, — согласился Хилл.
Младший Флом казался слишком серьезным для своих пятнадцати лет, а выражение его лица подобало скорее рейду в тыл врага, чем парадной церемонии — в точности как у его отца, полковника.
— О, глянь на бургомистра! Бумажку потерял! — засмеялся Хилл. — Шут гороховый!
На помосте творилась суматоха. Красный, потный глава магистрата подскакивал на месте и беззвучно открывал рот. Старшина прядильщиков погнался за улетающей бумажкой, поймал её в героическом прыжке и свалился с возвышения. Старшина кожевенного цеха подал ему руку и втащил обратно. Только когда мятый листок очутился в руках бургомистра, тот успокоился и принял торжественный вид — ровно за два удара сердца до того, как гвардейцы, выехавшие на площадь, расступились и пропустили вперед принца с сестрой.
— Надо же, успел, —
— Не совсем, — хмыкнул Хилл.
Царственно-надменный принц время от времени сдавленно хихикал, тут же возвращая на лицо официальное выражение. Попытки принцессы скрыть под высокомерной благосклонностью ехидную улыбку были немногим более успешны. Королевские дети вызывали жадное любопытство у всех без исключения присутствующих. Головы тянулись вверх, горожане протискивались поближе. Только Хилл собрался толком разглядеть наследника, как сине-лиловый туман вокруг принцессы задрожал, потемнел и разросся наподобие грозового облака, словно шапкой прикрывая её с братом и шестерых сопровождающих.
— Вот это да… — вздохнул Хилл.
Орис удивленно оглянулся. Хилл покачал головой — не объяснять же брату, что аура колдуньи похожа на закатные облака, пыльные смерчи и сухую грозу одновременно.
— Ты видел таких коней? Чистокровные белые аштунцы!
Брат кивнул, успокоившись, а Хилл продолжил разглядывание наследника: черноволосого, кареглазого, худого и невысокого. На груди его, на толстой цепи, жемчужно сиял королевский единорог.
— Обыкновенный мальчишка, — через полминуты вынес он приговор.
Орис только хмыкнул и спросил:
— А как тебе принцесса?
— Ну… — протянул Хилл, не отрывая взгляда от изменчивого цветного облака.
Сквозь лиловое, голубое и синее марево лицо принцессы казалось прекрасным — острым, опасным, жестким, но удивительно правильным, единственно возможным. Словно воплощение стихии: морская волна, горная лавина…
— Дурацкое платье! — наконец нашел он, что обругать.
Синее бархатное платье по последней моде действительно шло принцессе, как породистой кобыле тягловое ярмо.
— Не похожа она на темную, — задумчиво протянул Орис. — Но все равно. Не хотел бы я с ней встретиться.
«Встретиться? Интересно, какая она. Не на параде, не среди врагов. Без этого балахона…»
Смутные мечты, навеянные вином и обезумевшим от весны каштаном, выветрились, стоило бургомистру завести торжественную речь. От его занудства немедленно захотелось пить, есть, в прохладу и вообще подальше отсюда.
— Тебе интересно смотреть дальше? — спросил он у Ориса.
Тот покачал головой:
— Пойдем, что ли, на площадь Единорога. Настоящий цирк мне нравится больше.
«Бедняга принц, — подумал Хилл, соскальзывая с дерева и вслед за братом проталкиваясь сквозь толпу прочь. — Ему все это слушать!»
Столица показалась лишь к двум часам пополудни. Кей успел проклясть и жару, и бархатный, в самоцветах и золоте наряд, и тяжеленную цепь с амулетом. И собственную гордость, она же ослиное упрямство — надо было соглашаться, когда Шу предлагала сделать прохладный вихрь в личное пользование. Он, видите ли, не пожелал недостойных настоящего воина привилегий: раз гвардейцы не жалуются на жару, то и он не будет! А второй раз сестра не предложила — та же фамильная гордость, достойная каравана ослов.