Гимназист
Шрифт:
Если по первой мне попадались на пути только обычные люди и обладатели слабой родовой силы, то чем дальше заходили мои уличные бои, тем более сильный и обученный попадался враг.
— Григорий, я не могу остановить кровь. — Кричала мне склонившаяся над молодым парнем Тамара, используя технику лечения которой я её обучил, поняв, что как боец девушка была на данный момент никакая, хотя я видел в ней ни плохой потенциал.
Перешагнув труп недавно убитого мной врага, я быстрым шагом под взгляды спасённого остатка отряда состоявшего из гимназистов и лицеистов вперемешку с обычными солдатами,
Парень, у которого было рассечено бедро, со смесью испуга и недюжинного любопытства посмотрел на меня.
Оно и понятно. За десятки боёв я был весь пропитан кровью и словно полностью приобрёл кроваво красный оттенок, а времени с начала этого беспощадного хаоса прошло всего нечего.
Небрежно воткнув саблю в снег, я сложил печати и послал свою силу в рану парня, под всё ещё удивлённый и восхищённый взгляд Тамары. Хотя девушка наблюдала за этой техникой свыше десяти раз, и даже единожды на себе.
Парень, сидящий спиной к стене дома, взвыл в голос, и затих, чуть не теряя сознание, вот только рана на бедре стала покрываться коркой и больше не кровоточила.
Я же встав вновь в полный рост, беря саблю, произнёс:
— С этим всё. Пора идти дальше.
После моих слов Тамара встала с колен, а на грязной залитой кровью улице поднялся гам от спасённых людей, которые не могли понять какого рожна мы сваливаем от них после того как спасли.
— Ваше благородие, — подбежал ко мне усатый мужик с саблей наперевес. — Прикажите нам за вами идти. Нет сил больше, с господами хорошими водиться. Лучше в штыковую, да на врага, чем так.
Я посмотрел на простого вояку, и скривился, словно от зубной боли, смотря на израненных простых солдат которые стояли среди детей знати.
— Да какое я тебе благородие служивый. Обычный я без роду и имени, — произнёс я под ошарашенный взгляд Тамары, от услышанного. — Не по чину мне им приказывать, да волю свою трактовать к исполнению.
— Григорий да как можно. — Начала было говорить княжна Райская.
— Так и можно Тамара Викторовна, — перевёл я тяжелый налитый кровью, словно мёртвый взгляд, под стоны приходящего в себя паренька, которого я подлатал минуту назад. — Не чета я им не ровня. Если не сабля моя лихая да кровавая, давно бы указывать, да приказывать полезли. Обычный люд я, простая чадь. Да только жить им больше хочется, чем ко мне с указами лезть.
Усатый вояка, как и княгиня, вытаращили на меня глаза.
— Смилуйся, — первым нашёлся вояка. — Заведёт нас их воля, да под самый монастырь. За зря сгинут буйные головушки.
— Да пойми же ты служивый…. — Начал, было, я говорить, как с дальней стороны улицы шарахнуло так, что камень в разные стороны полетел.
Со свистом вдоль улицы разворотив край дома, пролетело пушечное ядро и, шипя влетело в стену дальнего дома зацепив при этом зазевавшегося парня в скользь по плечу.
Грохот рушащейся стены и дикий крик боли накрыл улицу, а вдали раздались крики и выстрелы.
Не прошло и минуты, как мы увидели с сотню людей с ружьями и саблями наперевес, которые быстро двигались в нашу сторону.
За считанные секунды, словно дикая свора, они заполонили начало нашей
Вражеский отряд ответил им тем же, подкрепляя свою атаку стрельбой из ружей на бегу, не заботясь о прицеле, в надежде, что шальная пуля найдёт свою мишень.
Я же сорвался с места, и рванул с саблей наперевес на врага, при этом складывая простецкие печати из техник земли, делая небольшие заслоны для валяющихся на земле раненых горожан и прочих.
Словно обезумев от ярости к своим и чужим, я словно волк в овчарне ворвался в толпу врагов и стал рубить их саблей вкладывая в удары неимоверное количество родовой силы, используя при этом смертоносные техники фехтования.
Чуть больше чем за минуту моего боя, земля стала скользкой от крови, растапливая грязный снег, а к моим ногам падали мёртвые тела врагов, которые даже не успевали защититься от моих яростных атак.
Кровь заливала взор, а рукоять сабли скользила в ладони, но я рубил врага в обжигающем жаре огненных взрывов и водных ударов родовых техник, которыми закидывали обезумевшие от страха перед врагом лицеисты.
И когда победа была практически в руках, из тёмной подворотни выскочили солдаты и пошли рубить остатки вражин словно капусту.
Бой кончился, а я под десятки взглядов новых вояк прибывших нам на помощь, устремился к нескольким лицеистам которые, и устроили тут пепелище, не заботясь ни о чём, кроме своей шкуры.
Я шёл вдоль горящих домов и обгорелых тел, и под непонимающие взгляды недавно спасенного отряда, влепил по роже одному из аристократов, от чего тот упал на мостовую.
— Вы что тут устроили нелюди! — зарычал я на сидящего на жопе парня и его дружков, которые шарахнулись от меня в сторону после удара по своему товарищу. — Тут полно тяжелораненых людей, а вы их заживо сожгли черти. Вы своих товарищей убили. Мирных жителей, которых спасти можно было, на смерть обрекли. Вам уродам не объясняли как вести бои в городской черте в вашем царском лицее.
— Да как ты смеешь! — Оскалился на меня высокий светловолосый парень. — Забыл перед кем стоишь ту!
Я перевёл взгляд на говорившего паренька, и он дёрнулся от моего взгляда.
— Да мне наср…
— Оражен! — Огласил улицу суровый грубый голос.
Я резко повернулся на окликнувшего меня, и увидел своего инструктора по военной подготовке.
Михаил Евгеньевич Лапинский, так же как и я был весь в копоти и крови, а в руке он сжимал саблю.
То же самое сделали все, кто был на улице, смотря, как ко мне шёл штабс-капитан со знаками отличия личного царского полка.
Тамара Викторовна, которая всё это время была можно сказать в тылу, смотря то на меня, то на сурового мощного мужчину, который быстро шёл на меня с саблей наперевес, постаралась как можно быстрее подойти ко мне поближе.
— Офицер, — тут же подал голос светловолосый парень. — Усмирите этого холопа. Он зарвался не на шутку.
Михаил кинул косой взгляд на лицеиста, после чего вновь перевёл взгляд на меня.
— Оражен. Доложить обстановку. — Проигнорировал слова аристократа штабс-капитан.