Гипнотизер
Шрифт:
Он немного поднялся по дорожке. На гравии валялись сухие бурые шишки. Сквозь стены домика донесся крик Эвелин. Она вскрикнула еще раз. Одиночество, отчаяние. Интонации невосполнимой потери. Эрик вспомнил: так кричали в Уганде.
Эвелин сидела на диване, зажав руки между колен, с пепельно-серым лицом. Ей сообщили, что случилось с ее семьей. Фотография в мухоморной рамке валялась на полу. Мама и папа сидят в чем-то вроде гамака. Между ними — младшая
— Пожалуйста, примите мои соболезнования, — тихо сказал Йона.
У девушки задрожал подбородок.
— Как вы думаете, вы сможете помочь нам понять, что произошло? — спросил комиссар.
Стул скрипнул под его тяжестью. Йона немного подождал и продолжил:
— Где вы были в понедельник седьмого декабря?
— Здесь, — слабо ответила она.
— В доме?
Эвелин взглянула ему в глаза:
— Да.
— И никуда в тот день не ходили?
— Нет.
— Просто сидели здесь?
Она махнула рукой в сторону кровати и учебников по юриспруденции.
— Учитесь?
— Да.
— Значит, вчера вы не выходили из дома?
— Нет.
— Кто-то может это подтвердить?
— Что?
— Кто-нибудь был здесь с вами?
— Нет.
— Вы не знаете, кто мог сделать это с вашими родными?
Эвелин покачала головой.
— Кто-нибудь угрожал вам?
Казалось, она его не слышит.
— Эвелин?
— Что? Что вы сказали?
Она крепко зажала ладони между коленями.
— Кто-нибудь угрожал вашей семье, у вас есть какие-нибудь недоброжелатели, враги?
— Нет.
— Вам известно, что у вашего отца были большие долги?
Она покачала головой.
— У него были долги, — повторил Йона. — Ваш отец занял деньги у преступников.
— Вот как.
— Кто-нибудь из них мог бы…
— Нет, — перебила она.
— Почему нет?
— Вы ничего не понимаете, — громко сказала Эвелин.
— Чего мы не понимаем?
— Ничего не понимаете.
— Расскажите, что…
— Все не так! — закричала Эвелин.
Она так разнервничалась, что зарыдала, не закрывая лица. Кристина подошла, обняла ее, и на миг девушка затихла. Она почти неподвижно сидела, обнявшись с Кристиной и лишь изредка содрогаясь от плача.
— Милая, хорошая, — успокаивающе шептала Кристина.
Она прижала девушку к себе, гладя ее по волосам. Вдруг Кристина вскрикнула и оттолкнула Эвелин, та упала прямо на пол.
— Черт, она меня укусила… укусила, вот зараза.
Кристина, раскрыв рот, смотрела на свои окровавленные пальцы. Кровь лилась из раны на шее.
Эвелин сидела на полу, прикрывая ладонью растерянную улыбку. Потом у нее закатились
Глава 11
Беньямин закрылся в своей комнате. Симоне сидела за кухонным столом, закрыв глаза, и слушала радио. Шла прямая трансляция из концертного зала Бервальдхаллен. Симоне пыталась представить себе, как она станет жить одна. Наверное, такая жизнь будет не слишком отличаться от моей нынешней, с иронией подумала она. Буду ходить на концерты, в театры и галереи, как все одинокие женщины.
Она нашла в шкафу бутылку солодового виски, плеснула немного в стакан, добавила несколько капель воды: бледно-желтая жидкость в тяжелом стакане. Входная дверь открылась, когда теплые звуки баховской сюиты для виолончели заполняли кухню. Мягкая печальная мелодия. Эрик, серый от усталости, встал в дверном проеме и посмотрел на жену.
— Неплохо выглядит, — сказал он.
— Это называется «виски», — ответила Симоне и отдала ему стакан.
Она налила себе новый, и вот они уже стояли друг против друга, с серьезным видом провозглашая тост за здоровье друг друга.
— Трудный был день? — тихо спросила Симоне.
— В общем, да. — Эрик вяло улыбнулся.
У него вдруг сделался совершенно измученный вид. На лицо, словно слой пыли, легла неуверенность.
— Что слушаешь? — спросил он.
— Выключить?
— Нет, что ты. Красивая музыка.
Эрик допил, протянул пустой стакан, и Симоне налила еще.
— Значит, Беньямин не делал татуировку, — сказал он.
— А ты следил за развитием телефонной пьесы.
— Я только сейчас, по дороге домой, до этого не успел…
— Нет, — перебила Симоне и подумала о женщине, ответившей на ее звонок.
— Хорошо, что ты увезла его оттуда.
Она кивнула и подумала: как чувства скрыты одно в другом, насколько одно не отделено и не свободно от другого, как всё пересекается со всем.
Они выпили еще, и вдруг Симоне заметила, что Эрик улыбается ей. От его улыбки, обнажавшей неровные зубы, у нее всегда слабели коленки. Симоне подумала, как здорово было бы сейчас переспать с ним, без разговоров, без всяких сложностей. Все равно в один прекрасный день станем одинокими, сказала она себе.
— Я ничего не знаю, — коротко ответила она. — Точнее… Я знаю, что не доверяю тебе.
— Зачем ты говоришь…
— Такое чувство, что мы все потеряли, — перебила она. — Ты только спишь — или на работе, или где ты там. Я думала, мы столько всего сделаем вместе! Станем путешествовать, просто бывать друг с другом…