Гипноз для декана
Шрифт:
То есть, он ничего не собирался со мной обсуждать ВООБЩЕ? А как же «зачет», которым он сам грозился? Зачем сказал к нему готовиться? Но самое главное — что мне теперь делать, если у меня даже шанса не будет усадить его в удобную позу и усыпить какими-нибудь рассказами или чтением текста?
Да и как он у меня уснет, если он только что после тренировки и весь на адреналине?!
Я зажмурилась и помотала головой, вышибая из нее вновь пробравшуюся туда картинку голого по пояс, мускулистого до неприличия Андрея
Однако, похоже, придется еще и уши заткнуть, если я хочу сосредоточиться и продумать план действий — потому что из-за ширмы всё время неслось это гребанное бряцание железом о железо. И не представлять, как там это шикарное тело напрягается, перекатываясь мускулами, как играют на животе рельефные «кубики», вытягиваясь и сокращаясь, пока их хозяин толкает вверх тяжеленную штангу, было крайне трудно.
— Я в душ, Сафронова… — сообщил он наконец сквозь тяжелое, прерывистое дыхание. — Еще пара минут…
Боже, у него тут еще и душ есть… Ну всё. Кажется, я знаю, где будет мой мозг следующие «пару минут»…
Эх, всё же надо было согласиться и переспать с этим Виталиком из параллельной группы в прошлом месяце… Не сидела бы тут сейчас и не представляла, как декан Игнатьев гладит себя по голому, мыльному телу и как вода сбегает по его плечам и спине, по рельефным мускулам живота, собираясь в полоске курчавых волос, ведущей к… О боже нет, я НЕ БУДУ туда смотреть даже МЫСЛЕННО!
Сильно помахав перед собой ладонями, я потрогала ими же щеки. Да, так я и думала — то, что я представляю, будет четко написано на моем горящем лице. У меня, по ходу, даже температура поднялась. И слышу плохо — так кровь в голове стучит…
В общем, поздравляю, Сафронова. У тебя похоже, крыша, окончательно уехала и даже ручкой не помахала.
А может, это комплекс какой-нибудь, о котором я не слышала? Ну, что-то типа Стокгольмского синдрома — когда влюбляются в собственного мучителя? Хотя какое тут влюбление? Я всё также ненавижу и даже презираю нашего декана — как морально незрелого, мелко-мстительного, жестокого и высокомерного говнюка. И с удовольствием внушу ему это свое видение как его собственное, добавив к его тараканам еще парочку — если получится, конечно…
Но я не могу больше врать себе. Еще вчера не должна была — когда от его «поцелуй меня, Сафронова…» комната поплыла перед глазами, а в бедрах всё скрутилось в тугой, горячий, требующий внимания комок…
Да, дорогие мои. Со вчерашнего дня у меня от этого высокомерного гаденыша ДЫМ ИЗ УШЕЙ ИДЁТ! И если бы у меня хватило смелости признаться себе в этом раньше, я бы ни за что не пришла сюда сегодня, уверенная в том, что запросто ошеломлю его своей короткой юбкой и заставлю играть по моим правилам…
Потому что пока что, единственное, чем я могу его ошеломить, это явными признаками
Стоп! А что если на этом и сыграть? Не в смысле кондратия, но хотя бы притвориться, что нехорошо себя чувствую! Как минимум, это даст мне пару минут на передышку и объяснит, почему я вся красная, как вареный рак…
— Ммм… — откинувшись на спинку кресла, слабо простонала я, как только услышала открывающуюся дверь ванной комнаты. — Воды… воды… пожалуйста…
Мгновенно оказавшись передо мной, Андрей Федорович — хвала небесам, в штанах и рубашке — схватил со стола старомодный, из толстого стекла графин со стаканом и налил его до половины. Так же быстро подлетел ко мне и молча сунул стакан мне под нос, почти не расплескав.
Медленно, почти не специально стуча зубами по стеклу, я выпила эти полстакана, одновременно пытаясь сообразить, как действовать дальше. О да, я специально попросила его принести мне воды — чтобы именно это действие было первым побуждением декана, а не бежать за дверь звать кого-то на помощь или вызывать скорую.
Последнее всё ещё было опцией — если я так и не решусь продолжать. Вообще весь мой дальнейший день разделился перед моим внутренним взором на две дороги. Одна прямая, как стрела, где в конце светился неяркими огоньками приемный покой, а еще дальше — надпись «выход» на главных воротах университета. И вторая — опасная, тонкая, извилистая, горная тропка, конца у которой не было видно вообще, а посреди нависала почему-то деканова штанга, грозя сорваться с креплений и расплющить любого, кто сунется по этой самой тропе.
Да ты чемпион аллегорий! — похвалила я себя, уже в состоянии слегка усмехнуться — хотя бы себе под нос. И тут же, в этот самый момент решила — раз декан оделся и выглядит не сексуальнее, чем всегда, я… попробую. Попробую побарахтаться за свое право на светлое будущее, пусть это и уведет меня по извилистой, горной тропе в неизвестность.
А это значит, что надо прекращать умирать — пока он не опомнился и не побежал за помощью.
— Уже… лучше… — пролепетала я, не поднимая головы. — Обезвоживание, наверное… Жарко сегодня, знаете ли…
— Плюс двадцать два, если не ошибаюсь, — сухо ответил он. — Что ты делаешь в тридцать два, Сафронова? Бегаешь голышом?
Я подавилась водой и покраснела еще больше, хотя, казалось, это уже невозможно.
— С… с чего вы взяли? У нас так-то смешанное общежитие — особо не побегаешь г-голышом, — подняла на него глаза и тут же снова подавилась — рубашку-то он надел, вот только застегнуть полностью забыл. Остановился на середине, бросив это дело, вероятно, когда побежал ко мне, оставив открытыми ключицы, часть груди и самый первый ряд «кубиков».