Гипноз для декана
Шрифт:
С другой стороны, откуда ж я могла знать, что этот же сигнал пробуждения будет действовать и в следующий раз? Я ведь не волшебник, я только учусь…
— И что теперь, так и будешь тут сидеть? — явно осознав бесперспективность своих действий, Игнатьев вдруг перестал сотрясать воздух и дергаться, разом расслабив все мышцы. Ну… кроме той, что внизу, между его ног.
Я несколько раз покивала, еще крепче прижимаясь к нему.
— Буду. Пока не пообещаете меня не убивать. И не выгонять из университета.
— Еще как выгоню, Сафронова! Это
— Неважно! — выпалила я ему в лицо. — Вы всё равно не поверите! А насчет харассмента — ну, давайте, жалуйтесь, раз слабой девчонки испугались! Может, еще и на помощь позовете? «Помогите, спасите…» Ну же, давайте! Может, еще успеют вас от изнасилования спасти!
Не знаю, откуда во взялось столько наглости, но разозлилась я знатно. Надо же какой гад козлорогий! Сам на сиськи невинных студенток заглядывается, а насильница и шлюха у него — я!
Снова дернувшись подо мной, Игнатьев только что не зарычал.
— Я запросто могу тебя сбросить, Сафронова! Одной рукой! Ранить просто не хочу. А так бы летела бы ты у меня сейчас — головой воон в ту стенку.
Я сузила глаза.
— И правильно, что не хотите! Потому что угадайте, что я сделаю в первую же секунду, как только вы меня головой о стенку приложите? Правильно — заору «спасите, помогите, насилуют»! И мне поверят! Хотя бы потому, что на вас рубашка расстегнута и… вот это!
Окончательно оборзев, я сильно толкнула его бедром в пах, впечатав в себя его всё ещё не опадающую эрекцию. Игнатьев коротко, по-звериному рыкнул и даже оскалился.
— Ах ты ж… дрянь… — процедил, широко раздувая ноздри. Грудь его вздымалась так высоко, что почти-почти касалась моей. Еще несколько таких тяжелых вдохов, и он сможет почувствовать, насколько я сама возбуждена. — Вот значит, зачем ты сюда заявилась, вся в мини и размалеванная, как шалава с ленинградки… Хотела соблазнить меня, а потом шантажировать, да?
— Вы меня тоже не в костюме и при галстуке встретили! — огрызнулась я. — Может, это вы меня хотели к сексу склонить за обещание хороших оценок?
Его брови поднялись так высоко, что почти скрылись за растрепавшимися в нашей борьбе волосами.
— Что?! Ты вообще нормальная, Сафронова? На хрена ты меня сдалась? Ты знаешь, какие у меня женщины бывают? Им даже краситься не надо — вот какие! Мешок могут надеть, и всё ещё оказаться самой красивой на вечеринке! Так что мне твой колхозный шик задаром не нужен, Сафронова, а не то, что карьерой ради него рисковать…
Сказать, что мне было обидно, значило ничего не сказать. Он просто уничтожал меня своими оскорблениями — планомерно и осознанно. И если бы я не знала, что он по поводу меня думает на самом деле, я бы тут же бы и уничтожилась на месте. Разревелась бы и убежала, подбирая сопли и ища куда бы спрятаться от такого позора. Сама бы, наверное, документы забрала, не дожидаясь, пока он
Вот только я знала. А потому всё также нагло смотрела ему в глаза и не двигалась.
— Почему тогда у вас всё ещё… стоит на меня, если вам мой колхозный шик задаром не нужен? И почему вы меня вышли встречать… голый? Не для того ли, чтобы покрасоваться передо мной?
— Ах вот оно что… — протянул он, плотоядно улыбаясь — с таким видом, будто только миллион выиграл. — Значит, это мой голый торс тебя на подвиги сподвиг? Ах ты ж моя стрелочница… Как интересно… Мне кажется, я теперь знаю, как заставить тебя слезть.
Я замерла, с опаской ожидая куда он этот новый поворот выведет. Декан же, тем временем, окончательно воспрял духом. Уселся поудобнее, ногой приподнимая меня повыше — словно показывал, что, если захочет, действительно может легко меня скинуть.
— Так вот Сафронова, что я тебе скажу. Стоит у меня — как ты выразилась — потому что я половозрелый мужчина нормальной ориентации, и ты, молодая, шлюховатая женщина, сидишь сейчас у меня на члене, постоянно ерзая. А вот почему у тебя сейчас… кхм… стоит? Не подскажешь?
И он демонстративно опустил свой взгляд на мою грудь, которая теперь, когда я сидела выше, находилась прямо напротив его лица. Побледнев, я задрожала. Он не может, не может видеть через джемпер и лифчик мои соски…
Но в его планах было нечто куда более коварное, чем пристыдить меня за болезненно напряженные соски. Медленно, словно давал мне возможность отпустить подлокотники и сбежать, он подцепил пальцами мой джемпер снизу, оттянул его… и скользнул второй рукой под него, легко касаясь голого тела.
Я резко втянула ртом воздух и чуть не отпустила руки.
Так вот что он задумал, гад! Будет мне соски выкручивать, пока не сбегу — благо там есть за что схватиться!
Стиснув зубы, я еще сильнее схватилась за железки поручней. А я не сбегу! Пока он мамой своей, детьми своими будущими не поклянется, что не будет больше меня преследовать — НЕ СБЕГУ! Как партизан на допросе, буду сидеть тут и посмотрим еще, кто кого заставит сбежать!
Так же демонстративно, я приподняла левое бедро — то, что было прижато к декану — и медленно, напрягая косые мышцы живота, опустила его, прохаживаясь по всей длине зажатой брюками эрекции. Выгнула бровь на его резкий вдох, сопровождаемый коротким ругательством сквозь зубы, и усмехнулась — так-то, Андрей Федорович. Не с той связались!
Однако, торжествовала я рано.
— Что ж… Не хочешь по-хорошему… будет по-плохому! — низким голосом пообещал декан, чуть отдышавшись. — У меня-то возможностей побольше будет…
И, без дальнейших промедлений, он нырнул рукой под джемпер, рванул мой лифчик наверх, обнажая грудь, и сделал кое-что гораздо хуже выкручивания сосков — полностью обнять одно из полушарий теплой, немного шершавой ладонью и с упоением принялся его… ласкать — за неимением другого слова.