Гипсовый трубач
Шрифт:
Директор пытался спасти вверенное ему краснознаменное учреждение и хоть как-то вписаться в рынок. Тогда, в начале девяностых, пошла мода на АОНы — автоматические определители номеров. Звонит тебе, скажем, телефонный хулиган, ты засекаешь — и сразу в милицию.
Или, наоборот, друг тебе набрал и не успел рта раскрыть, а ты ему уже:
— Здорово, Петька!
— Как это ты догадался?
— А я экстрасенс!
И вот, чтобы сохранить остатки научного коллектива, директор решил в опытном цеху наладить производство АОНов, а для этого попросил кредит в одном из банков, которых в Москве вдруг стало больше, чем телефонных будок. Ему презрительно отказали. Смиряя номенклатурную гордыню
— Володь, пойдем со мной! Понимаешь, я с этими новыми… русскими разговаривать не умею и не могу. Так и хочется взять у них со стола что-нибудь бронзовое — и по башке! — По мере обнищания института директор становился все искренней и проще.
Лицо вице-президента банка «Савеловский» показалось знакомым, да и он сквозь дымчатые очки глядел на Вову с неким вспоминательным прищуром. Получив вежливо-твердый отказ, обескураженные оборонщики побрели восвояси по дорогому ковру вдоль стен, увешанных неряшливым авангардом, но их догнала длинноногая, словно соскочившая с подиума секретарша и попросила вернуться — только одного Мохнача.
— Ты как попал к этому мохнорылому реликту? — отбросив кредитные церемонии, по-свойски спросил вице-президент. — Ну, чего смотришь? Не узнал? А здорово ты тогда Высоцким нарядился, Вова из Коврова! Да-а-а, не уберегли Владимира Семеновича! Виски? Меня, если ты забыл, Радиком зовут…
— А ты теперь, значит, не машинами занимаешься? — узнал Вова директора автосервиса.
— Чем занимался, тем и занимаюсь: деньги зарабатываю! Вот что, Вов, давай-ка встретимся не здесь. Спорт любишь?
— Конечно! — закивал Мохнач, в юности успешно занимавшийся бегом и добегавшийся до первого взрослого разряда.
— Тогда жду тебя завтра, в девятнадцать ноль-ноль возле гренландского посольства. И не забудь плавки!
Рядом с посольством, в здании со стеклянным куполом располагался один из первых в Москве фитнес-клубов под названием «Хэппи бич». Впрочем, по фасаду, приветом из советского прошлого, красовалась еще надпись, выложенная белым кирпичом: «Оздоровительный комплекс завода „Большевик“». Подъезжали иномарки с посольскими и обычными номерами, оттуда выходили мужчины в длинных кашемировых пальто и женщины в шубках; они несли в руках яркие спортивные сумки и светились радостью предстоящих физических нагрузок. Радик опоздал на полчаса и, не извинившись, потащил Мохнача за стеклянные двери, разъезжающиеся перед гостем сами собой. А там, внутри, журчали фонтаны, изумляли глаз икебаны из тропических цветов и аквариумы с муренами, там, внутри, улыбчивые девушки в коротеньких халатиках разносили соки-воды. В рецепции, оформленной в виде увитой лианами и орхидеями хижины, Радик предъявил золотую клубную карту и заплатил за гостя 50 долларов одной бумажкой, что составляло месячный бюджет семьи Мохначей. У Вовы мелькнула сумасшедшая мысль попросить, чтобы банкир отдал эти деньги ему, а поговорить можно и в скверике, взяв в палатке пива…
Когда они переодевались, вешая одежду в шкафчиках с цифровыми замками, социальная пропасть между ними стала еще очевиднее. Радик был одет как лицо фирмы «Nike», даже портупейка для бутылочки с водой была у него фирменная, не говоря уж обо всем остальном. Вова же натянул на себя цветастый финский костюмчик, добытый давным-давно на праздничной распродаже, устроенной к 30-летию первого успешного испытания сокрушительной продукции родного НИИ. Потом они с банкиром крутили педали велотренажеров, плавали в бассейне, парились в сауне, пили энергетический коктейль, стоивший столько, что Вова даже отвернулся, когда Радик расплачивался.
Разговор был странный, витиеватый, с отступлениями,
Директор НИИ выслушал предложение банкира, переданное Мохначом, набычился, побагровел, буркнул: «Демокрады проклятые!» — и согласился. Кредит дали мгновенно. Вова отвез набитый долларами дипломат в тот же «Хэппи бич» и передал Радику — в точности как в фильмах про мафию. Они сидели в дальнем углу пустынного бара и пили энергетический коктейль, уже не показавшийся Мохначу таким дорогим. Банкир чуть приоткрыл кейс, быстрыми глазами сосчитал пачки, вынул одну, положил на стол и накрыл салфеткой.
— Слушай, Вов, ты купи себе хорошие спортивные тряпки, — сказал он и подвинул салфетку. — Нельзя так себя запускать! В теннис играешь?
— Конечно, у нас в институте два стола в холле.
— В большой теннис, — поморщился Радик.
— Нет, а что? — спросил Вова, удивленно глядя на замаскированные доллары.
— Напрасно. Ельцин играет. А у нас ведь так: во что царь играет, в то и народ должен играть! Бери, твой бонус…
— Ну что ты…
— Ладно-ладно, не выстебывайся! Сам знаю, мало, но мне тоже делиться надо. Не обижайся! Ты лучше вот что… Через неделю «Независька» устричный бал устраивает…
— Кто?
— «Независимая газета». Она теперь под Березой, и денег у Третьякова, как мусора.
— Под чем?
— Под Березовским, — объяснил Радик и посмотрел на Вову так, словно тот вылез из таежного скита и не понимает самых обыкновенных слов, таких как «космос» и «спутник».
— А вы под кем?
— По-разному. Приходи на бал. Кое-кто из наших там будет. Я тебя внесу в список гостей.
— Ладно, приду…
Но чудеса на этом не закончились. На следующий день Мохнача позвал к себе в кабинет директор, отослал секретаршу обедать, запер дверь и, с трудом подбирая слова, проговорил:
— Вот, Володя, значит, кредит мы с тобой выбили. Ну и нам с тобой… понимаешь… полагается… как это теперь называется… — Он запнулся, обшаривая свой советский лексикон и с надеждой глядя на портрет Ленина, знавшего, как известно, жуткое количество слов.
— Бонус, — подсказал Мохнач.
— Точно, бонус! — посветлел директор и, радуясь новому симпатичному выражению, полез в стол и выложил упаковку долларов. — Немного, Володь, но ты должен понять: на нас с тобой коллектив!
Сколько он взял себе, неизвестно, однако с того дня реликт номенклатуры стал так стремительно вписываться в новые экономические условия, что от НИИ полетели щепки. Сначала сдавали под склады, магазины и офисы помещения, в которые два-три года назад можно было попасть только после полугодовой проверки в КГБ и секретной подписки, делавшей человека на всю жизнь «невыездным». Потом, став председателем совета директоров ЗАО «Ускоритель», он приступил к масштабной распродаже институтских корпусов, на всякий случай купив у Сербского справку о том, что страдает невосполнимыми провалами памяти и за свои поступки не отвечает. Вероятно, из-за этой клинической забывчивости некоторые помещения были проданы дважды. А когда начались скандалы и суды, директор отхватил себе поместье в Австрии и уехал туда на ПМЖ с новой женой: ее с одинаковым успехом можно было принять как за его позднюю дочь, так и за раннюю внучку.