Гитлер_директория
Шрифт:
Черчилль, усаживаясь в кресло, заметил:
— Нужно отдать должное хозяевам — нас тут прекрасно устроили. И кормят сносно. Попросил тренажер — дали. Прихватил с собой ящик сардин — так и стоит не распакованным. Ну, как поживают ваши планы? Своей интерлюдией о том, какие мы все овечки, Сталин удачно предварил ваш план о «мире четырех полицейских»! Дьявольская все-таки интуиция! Словно так и ждал, что вы это тотчас и предложите! Что там наши на Рюгене? Моя информация пока подтверждается?
— Пока да, — ответил Рузвельт.
— Итак,
— Вы слишком торопитесь.
— А вы — не чересчур ли медлите? Сталин скоро будет в Берлине и подомнет под себя пол-Европы! Советское влияние станет нарастать, и тогда… смотрите, как бы все столицы древних государств Центральной и Восточной Европы не оказались бы под тотальным контролем Москвы! Варшава, Берлин, Прага, Вена, Будапешт, Белград, Бухарест, София…
— Воображение завело вас слишком далеко.
— Отнюдь нет, — возразил Черчилль. — Я не вижу для этого серьезных препятствий. Сегодняшнее обсуждение польского вопроса показало, как станет действовать Сталин. Кстати, а что тут делают французы? Сидят под дверьми в ожидании, что их пустят в Контрольный совет по Германии? Логичнее было бы допустить в него китайцев.
— Почему, почему вы так упорно не хотите меня понять, сэр?! — неожиданно взорвался Рузвельт.
Черчилль, тоже взрываясь:
— Да потому что, пока мы все только разорялись, великая Америка богатела! Черт подери! Вам легко обойтись без ударной армии, потому что 70 процентов всей мировой промышленности, нефть, финансы, мировая торговля — лучшая «ударная» сила! Русские так милитаризовали страну, что готовы прошагать и еще пол-Европы! Франция… разбери ее, почти целехонька и туда же — в великие лезет! А что бедной старой Англии делать?!
— Оставаться другом моей Америки! — меняя тон на проникновенный, заговорил Рузвельт. — Ничто в этом мире не может быть достигнуто без братского союза англоязычных народов. Это ваши слова. И я их полностью разделяю. Это означает особые отношения между нами! Мой дорогой друг, неужели вы меня до сих пор не поняли?! «Мир четырех полицейских» — это мир без гонки вооружений! Это здоровая экономика, это достаток, это спокойствие наших народов! Могильный камень на военный атом! Вооружившись мирным атомом, мы все равно победим!
— Да понял я вас, понял… Но все это в перспективе. Пока же мне остается воевать тут за те крохи британского величия, которые еще остались! И все-таки… а если мы завтра же получим донесение, что джинн уже выпущен?
— Меня все стремятся в этом уверить! — жестко произнес Рузвельт. — Особенно наши, в Лос-Аламосе! Точнее их главный заказчик. Знаете, Уинстон, я с некоторых пор воюю с собственными спецслужбами. Даллес опасается, что я прикрою программу атомных военных испытаний, и тогда его покровители уже в ближайшем будущем могут остаться без военного госзаказа. Но я президент.
— Безусловно. Но я считал, что всемирная организация, которую мы создаем, могла бы стать подлинным Храмом Мира, в котором можно будет развесить боевые щиты многих стран. И это могло бы быть достигнуто путем братского союза англоязычных народов! Только им одним!
Доложили о приезде Сталина.
— Когда вы ожидаете окончательного сообщения от наших на Рюгене? — спросил Черчилль быстро.
— Не позднее 9 февраля. Это критический срок, но я надеюсь…
Появился Сталин.
Рузвельт и Черчилль надели приветливые улыбки.
Поздний вечер. Акватория острова Рюген.
Под покровом темноты Уилби и Уилберт тихо отплыли в рыбачьей лодке в том же месте, под прикрытием водолазов. Настроение у обоих было странное, непривычное, особенно у Уилби; Уилберт держался уверенней.
— Как он сказал — дети собирали грибы? И рисовали… Просто грибы. Грибочки… — задумчиво произнес Уилби:
— Атомный взрыв похож на гриб, — пояснил Уилберт.
— Откуда вы знаете?
— Физики сказали. Если атомный взрыв похож на гриб, значит, гриб похож на атомный взрыв. Думаю, оба наши шефа останутся довольны.
— Не думаю, чтобы президент… — начал было Уилби.
— Ну, я не столь доверенное лицо, чтобы докладывать лично президенту, — перебил его Уилберт. — Мой шеф — Даллес.
Ялта. 9 февраля 1945 года. Шестое заседание в Ливадийском дворце
За полуоткрытыми дверями шло заседание. Госсекретарь Стеттиниус делал сообщение от имени министров иностранных дел по польскому вопросу:
— …что касается формулы о создании польского правительства, то три министра иностранных дел пока не достигли соглашения…
В помещении, перед залом заседаний, дежурила охрана трех лидеров. Когда в этом помещении появился американский сотрудник с каким-то донесением, советская и английская охрана тут же словно взяли его в невидимые клещи.
Этот сотрудник что-то сообщил своему начальнику охраны; тот быстро объяснил ситуацию англичанам, потом на ломаном русском — советской охране.
Суть заключалась в том, что прибыло донесение для президента США. То самое, которое «по личной просьбе президента» было приказано немедленно передать государственному секретарю.
Начальник советской охраны сделал протестующий жест.
Эту картину наблюдали всё те же четыре журналиста, сидящие за два помещения от зала заседаний, который им виден не был.
Начальник американской охраны заглянул в зал. Оценив обстановку, заявил сотруднику, что придется подождать.
В зале было «жарко».