Гитлер и его бог. За кулисами феномена Гитлера

ван Фрекем Джордж

Это лишь несколько примеров, взятых из философской школы, глубоко повлиявшей на германский образ мысли. Она постулировала превосходство германского народа, его миссию по спасению человечества, ничтожность индивида и абсолютное главенство государства. Эти идеи, порой дословно, можно найти в публикациях фолькистов, пангерманцев и нацистов. Более того, в конце XIX – начале XX века было опубликовано несколько антологий, содержащих высказывания романтиков и философов-идеалистов. Некоторые сборники такого типа, например «Справочник по еврейскому вопросу» Трейчке, выходили невероятными тиражами и переиздавались вплоть до конца Третьего рейха.

Кое о чем националисты предпочли забыть. Например, о провидческих предсказаниях романтика Генриха Гейне (1797—1856), который был евреем. «Христианство – и в этом его главная заслуга – сумело несколько сгладить грубость германского воинственного духа, но не смогло его уничтожить. И

когда крест, этот укрощающий талисман, потеряет силу, тогда вновь восстанет древняя дикость, бессмысленная ярость неистовых воинов, о которой столько писали нордические поэты. Этот талисман ветшает, и настанет день, когда он падет. Тогда окаменевшие древние боги поднимутся и сотрут со своих глаз пыль тысячелетий. И наконец со своим гигантским молотом выпрыгнет Тор и сокрушит готические соборы…

Когда придут эти времена, вы услышите такой гром, какой еще не раздавался в истории человечества. Знайте: это германская молния наконец ударила в цель. От этого ужасного грохота с небес падут орлы, а львы в самых дальних уголках африканских пустынь, поджав хвост, уползут в свои царственные логова. В Германии же начнется такое, по сравнению с чем Французская революция покажется невинной идиллией. Это время придет»³⁸.

Лист и Ланц

С Гвидо фон Листом и Йоргом Ланцем фон Либенфельсом мы уже встречались в первых главах. Мы помним, что труды этих австрийских мифотворцев-визионеров были широко известны и оказали непосредственное влияние на Germanenorden и его филиал, общество Туле. И Лист, и Ланц считали, что германская раса – это народ божественных людей, забывших на время о своем божественном происхождении. Однако в ближайшем будущем этот народ вновь обретет свое законное положение властелина мира и будет использовать другие расы в качестве рабов. «В своих описаниях тысячелетнего царства [Лист] охотно пользовался мифологическими параллелями, взятыми из средневековой германской апокалиптической литературы, нордическими легендами и теософией. Он пересказывал средневековую легенду об императоре Фридрихе Барбароссе, спящем в горе Кифхаузер. Придет час, и он проснется. Тогда – как прелюдия к установлению тысячелетнего царства и мирового германского владычества – на мир обрушится сокрушительная волна тевтонского гнева. Эта история основывается на целом комплексе средневековых легенд о тысячелетнем царстве, которые кристаллизовались первоначально вокруг императорских фигур династии Гогенштауфенов»³⁹. (Не случайно план своего вторжения в Россию Гитлер назовет «операция Барбаросса».)

Лист также стал выразителем глубоко укорененных в германском народе ожиданий прихода Спасителя, Herzog, который избавит народ от вековой нужды и поведет его к светлому будущему. Эта потребность во всемогущем вожде была составной частью германского менталитета задолго до того, как «сильный человек» стал синонимом фашизма во многих странах Европы. Фюрера (вождя) ждали, на него молились задолго до того, как он обрел облик Адольфа Гитлера. Гитлер же сумел сыграть эту роль так, что в германском народе включились подсознательные механизмы и он отозвался на призыв фюрера с религиозным фанатизмом. «Отчаянное призывание вождя, – пишет Гюнтер Шольдт, – порождалось жгучим желанием найти того, кто сможет внести смысл в эти безбожные времена, подавляющие человека избытком личной ответственности и вызывающие в нем обостренное чувство одиночества»⁴⁰. В этой связи он приводит слова Бруно Брема: «Подобная мечта есть у всякого народа: когда князья и властители, мудрецы и священники не знают, как быть дальше, потому что законы бессильны, вера слабеет, а люди в замешательстве. Но вот из гущи народа выходит неизвестный человек, чтобы спасти всех. Его никто не звал лично, но к нему взывали. Люди видят этого человека, они чувствуют, что он пришел в самый последний момент, они узнают в нем самих себя и неожиданно понимают, к чему стремятся»⁴¹.

«Еще в 1891 году Лист обнаружил в “Прорицании Вёльвы”» строки, говорящие об этой одновременно ужасающей и благодетельной мессианской фигуре:

Великий человек входит в круг советников. Сильный свыше прекращает все распри. Все вопросы решаются справедливо. И его установления пребудут вовеки.

“Сильный свыше” становится расхожей фразой у Листа. Он будет употреблять ее во всех последующих описаниях прихода тысячелетнего царства. Некто, наделенный сверхчеловеческими способностями, прекратит все человеческие раздоры и замешательства, установив вечный порядок. Этот божественный

диктатор казался особенно привлекательным тем, кто страдал от непредсказуемого характера индустриального общества. Лист страстно ждал прихода этого вождя. Он должен был принести с собой мир определенностей, что было необходимым условием осуществления тысячелетнего царства [германской нации]»⁴².

«По-видимому, приход этого “непобедимого” принца-героя предрекала уже древнегерманская Эдда. Лист считал задачей своей жизни подготовку прихода “сильного свыше” и наступления эры германского мирового господства», – пишет Бригитта Хаман. «Согласно Листу, этот вожделенный вождь германского народа, этот “сильный свыше” должен править по праву богочеловека. Над ним не властны законы. Узнать этого героя-принца будет легко – он будет выходить победителем из каждой битвы. “Сильный свыше” всегда прав – Лист считал, что он будет действовать в гармонии с законами природы… Он не может ошибаться. Его “окончательная победа” неизбежна». Здесь Хаман приводит факсимиле из одной книги Листа, где тот пишет: «Эта моя работа – высочайший и святейший дар из всех, что приносились в течение долгих столетий. Я провозглашаю наступление арийско-германской зари богов – сильный свыше приходит вновь!»⁴³

Ланц фон Либенфельс, друг и ученик Листа, также говорил прямо, что «Германия не может больше терпеть того, что “обезьяноподобные мужланы [то есть недочеловеки, животноподобные чандалы] грабят этот мир”. Ведь вся эта планета является естественной колонией германцев, где должна найтись ферма для каждого смелого солдата и, согласно иерархическому принципу расовой чистоты, поместье для каждого офицера.

Чтобы прийти к расистскому тысячелетнему царству, этот прогнивший мир должен пройти через горнило апокалиптической битвы. Здесь Ланц вторит Листу, предсказывая начало мировой войны: “Под ликование освобожденных богоподобных людей мы завоюем всю планету… Огонь нужно раздувать до тех пор, пока из жерл пушек германских боевых кораблей не полетят искры, а из германских орудий не начнут сверкать молнии… и тогда в сварливом племени [недочеловеков] Удуму будет наведен порядок”. Этот предвкушаемый порядок был пангерманским расистским раем с верховными всеведающими жрецами, новой кастой воинов и мировой революцией, установившей всемирную германскую гегемонию.

Это апокалиптическое видение – с перспективой тысячелетнего царства, которое наступит в преображенном отечестве – было результатом слияния нескольких интеллектуальных традиций. Поэты и мудрецы раннего романтизма в одном строю с князьями и воинами доиндустриального консерватизма шагали в религиозный рай, обозначаемый такими неогностическими символами, как Святой Грааль, «электрон богов» и Церковь Святого Духа. Необходимым условием его достижения являлось полное покорение низших народов»⁴⁴.

Место под солнцем

Как единое государство Германия родилась в 1871 году. Местом ее рождения стал – что несколько странно – Зеркальный зал дворца Людовика XIV в Версале. Создание этого государства явилось результатом политического таланта и непрестанных усилий одного человека – Отто фон Бисмарка, ставшего первым канцлером Германии. Императором новой нации и нового государства стал Вильгельм I Гогенцоллерн, король Прусский, один из восемнадцати германских князей, четверо из которых назывались королями. Все они по-прежнему оставались верховными правителями своих наследственных княжеств. Пруссия станет не просто сердцем новой страны – которой она передаст некоторые свои аристократические и милитаристские предрассудки, – ее земли составят около двух третей всей ее территории.

В новой Германии происходили глубокие перемены, особенно явственно заметные в последние годы XIX столетия. Аграрное государство преобразовывалось в индустриальное. Себастьян Хаффнер пишет: «Германия уже при Бисмарке [который был канцлером до 1894 года] в значительной степени индустриализировалась, но при Вильгельме II развитие в этом направлении достигло масштабов, несравнимых ни с одной другой страной мира, кроме далекой Америки»⁴⁵. Впечатляющие статистические данные приводятся, например, в «Krieg der Illusionen» («Битве иллюзий») Фрица Фишера. В те годы Германия превосходила своих соседей практически по всем показателям. Она стала лидером в химической промышленности, в изготовлении электрического оборудования и оптики. Ее экономику поддерживали мощные банки. Она спроектировала и начала строительство железной дороги Берлин—Багдад, направленной прямо в сердце Британской империи, к обретающим все большую важность нефтяным месторождениям Ближнего Востока. Другой ее задачей было обретение плацдарма для дальнейших действий в Турции, неподалеку от южных границ России. Германия собиралась бросить вызов Великобритании и на море.