Гладиатор Гора
Шрифт:
Я огляделся.
— Как к тебе относятся, прелестный раб?
— С презрением, госпожа, — ответил я.
— Верно, — подтвердила леди Джина.
Это была правда. Даже рабы презирали меня, землянина, стоящего на коленях.
— Опусти голову, раб, — велела мне леди Джина.
— Слушаюсь, госпожа.
— Ты годишься для того, чтобы быть рабом, — презрительно сказала она.
— Да, госпожа, — подтвердил я, не понимая, почему она сердится. Казалось, я разочаровал ее. Но что свободная женщина хотела от того, кто был только рабом?
Внезапно, закричав от ярости, леди Джина принялась стегать
— В тебе есть мужчина, Джейсон? — спросила она.
Я промолчал.
Дрессировщица улыбнулась.
— Засуньте раба в ящик, — приказала она.
Я заколебался.
— Ты повинуешься?
— Да, госпожа, — ответил я.
— Тогда — повинуйся.
— Слушаюсь, госпожа.
На коленях я заполз в ящик, с трудом поместившись в нем. Металлическая дверь закрылась. Запоры встали на место. Я прижался к стенкам железного контейнера. Слева и справа, на уровне глаз, в этих стенках оказались пятнадцать маленьких отверстий около полудюйма в диаметре, расположенных тремя горизонтальными рядами, по пять штук в каждом.
Я услышал, как два длинных шеста продели через ряд колец на крышке ящика.
— Доставьте его на рынок Таймы, — услышал я голос леди Джины.
— Будет исполнено, госпожа, — ответил Продикус.
Ящик подняли в воздух.
Опустив голову, я заплакал. Я был человеком с Земли. Я был рабом.
9. Я — ТОВАР, НАПРАВЛЯЮЩИЙСЯ НА РЫНОК ТАЙМЫ
— Понюхай девушку, господин, — насмехалась рабыня.
Меня перевезли на рынок в ящике для рабов. Он был поставлен на камни рядом с лоханью, из которой поили закованных в цепи невольников. Мы находились на краю пространства, похожего на городскую площадь. Я отпрянул от отверстий в стенке, когда коричневая репсовая ткань, закрывающая восхитительно округлый низ живота рабыни, внезапно коснулась моего носа.
Она бесстыдно потерлась об отверстия, и я на самом деле почувствовал запах грязи и пота и горячий сырой запах женщины.
— Понюхай меня тоже, господин, — сказала другая рабыня, одетая в такую же коричневую репсовую ткань, и в свою очередь потерлась об ящик.
— Уберите свои грязные, вонючие маленькие тела! — зарычал Продикус.
Обе девушки засмеялись и, повернувшись, быстро и легко убежали прочь. Они казались восхитительными, в коротких туниках, с ошейниками. У одной туника была разорвана до талии с левой стороны. Они не стали дожидаться кнута Продикуса.
— Раб! Раб! — закричал маленький ребенок, стуча по металлическому ящику.
— Раб! Раб! — подхватил его товарищ.
По очереди они колотили по ящику. Внутри шум был болезненным. Затем дети убежали куда-то играть.
— Господин!
Я позвал человека, который проходил мимо, и прижался лицом к отверстиям.
— Скажите, пожалуйста, господин, — обратился я. — В каком я городе?
Прохожий плюнул в отверстия. Я быстро отпрянул назад и вытер щеку. Теперь я понимаю, что он был добр, потому что не велел избить меня. Я проявил большую дерзость, осмелившись заговорить с ним. Некоторых рабов убивали за такие поступки.
— Ты хорошенький? — услышал я женский голос и снова взглянул сквозь
— Я плохо его вижу, — сказал другой женский голос. Две свободные женщины в покрывалах и платьях стояли рядом с ящиком. У них в руках были корзины.
— Ты хорошенький? — повторила свой вопрос первая.
— Не знаю, госпожа, — сказал я.
Она засмеялась.
— На какой рынок тебя направляют? — спросила ее спутница.
— На рынок Таймы, — ответил я.
Они посмотрели друг на друга и засмеялись.
— Держу пари, что ты хорошенький, — произнесла одна из женщин.
— Мой компаньон не разрешил бы мне иметь домашнее животное вроде тебя, — проговорила другая.
— Ты вполне ручной? — поинтересовалась первая.
— Он ручной наверняка, — отозвалась вторая. — Рынок Таймы известен ручными рабами.
Я не сказал им, что пришел из мира, в котором почти все мужские особи великолепно приручены, из мира, в котором мужчинам полагается гордиться своей безобидностью и сговорчивостью.
— Я не доверяю кейджерусам, — сказала первая женщина. — Они могут возвращаться в прежнее состояние. Можешь себе представить, как это было бы страшно, если бы какой-нибудь из них кинулся на тебя?
Вторая вздрогнула, но мне показалось, с удовольствием.
— Да… — сказала она.
— Представь только, что он мог бы заставить тебя делать.
— Да! — согласилась вторая.
— Он обращался бы с тобой, как будто ты чуть-чуть лучше рабыни.
— А может быть, как с простой рабыней, — сказала ее спутница.
— Как ужасно это было бы! — высказалась первая.
— Да-а, — согласилась вторая, но мне показалось, что под покрывалом и платьем она снова вздрогнула от удовольствия.
— Но если госпожа сильна, — проговорила первая, — чего ей бояться?
— Кого-то, кто сильнее ее, — заметила ее спутница.
— Я сильнее любого мужчины, — похвасталась первая.
— А что, если ты встретишь своего господина? — спросила вторая.
Первая секунду помолчала и затем заговорила:
— Я бы любила его и безответно служила бы ему.
— Прекрасные госпожи, — обратился я, — не могли бы вы сказать мне, в каком городе я нахожусь?
— Молчи, раб! — сказала первая женщина.
— Да, госпожа.
— Любопытство не идет кейджерусу, — добавила вторая.
— Да, госпожа, — признал я. — Простите меня, госпожа.
Они пошли прочь, с рыночными корзинами в руках. Толстый конец кнута Продикуса внезапно резко ударил дважды по стенке ящика. Испуганно вскрикнув, я дернулся внутри.
— Молчи, раб, — сказал Продикус. — Или будешь хорошенько избит.
— Да, господин, — проговорил я. — Простите меня, господин.
Я почувствовал, как ящик снова поднимают, и прижал лицо к отверстиям. Я видел яркие платья и туники прохожих — площадь была заполнена народом. Я видел рыночные лотки и слышал крики торговцев уличным товаром. Я чувствовал запахи свежих овощей и жареного мяса. День был ярким, воздух — чистым. Показался человек, торгующий нагими рабынями с цементного помоста в конце площади. Рабыни в ошейниках и цепях были красивы и вызывали жалость. Я подумал о мисс Беверли Хендерсон. Какой прелестной она была! Я с трудом осмеливался предположить, что за трагическая судьба могла быть уготована ей в этом грубом мире.