Гладиаторы

Чкванава Гела Георгиевич

Старуха поплелась к дому.

— Бабушка входит в дом, — сказал Дато.

— Закурим, — сказал Коба.

Дато вытащил из кармана две сигареты. Одну протянул Кобе, другую убрал в карман.

— Я не буду, — сказал Дато. У него прошло желание курить.

— Умудрились же мы застрять в этой ублюдочной деревеньке!. Ну что бы случилось, если бы к ней с какой-нибудь стороны примыкал хоть паршивенький лесок?! А мы бы в нем спрятались! — сказал Коба.

— Пока их машина в деревне, у нас есть гарантия, что другие гастролеры

сюда не сунутся. Надо отдать им должное: они, когда грабят, друг другу не мешают… Если бы это были наши, то наверняка перегрызли бы друг другу глотки! — ответил Кобе Дато.

— Ублюдки! — сказал Коба. — Все жители этой деревеньки — ублюдки. Бизнесмены сраные, только и умели — молодой кукурузой торговать. Оказывается, молодая кукуруза в цене, пока початки незрелые. Эти ублюдки сеяли кукурузу или раньше, или позже обычного, чтобы торговать початками поштучно. Бродили вдоль пляжей с корзиной на руке и продавали. Хороший бизнес: днем торгуешь початками, а по вечерам соседям лапшу на уши вешаешь: подцепил в парке залетную, задастая! Жаль времени мало было, там же в парке пришлось трахнуть…

— Откуда ты все это знаешь?

— Твой новый друг мне рассказал — местнипапуас.

— Какой еще друг? — довольно грубо спросил Дато. Его раздражал ироничный тон Кобы.

«Жигуленок» с боевиками наконец уехал. Старуха стояла возле груши и взглядом провожала машину.

— Дождется, что кто-нибудь из них пустит в нее очередь! — сказал Дато.

— Отважная старуха, — сказал Коба. — Бросили ее ублюдки-родственники!

Старуха подошла к калитке и заперла ее. Минут десять возилась с проржавевшими петлями. Бедняга наивно полагала, что этим введет в заблуждение налетчиков. Кроме этой старухи в деревне осталось еще несколько стариков и один мужчина средних лет — Варлам, у которого на нервной почве не переставая болел живот, он постоянно рыгал. Варлам еще до рассвета ушел в соседнюю деревню повидать сестру, о которой видел дурной сон.

— Сколько дней мы лопаем эту молодую кукурузу, — сказал Коба. — Нам еще повезло, что она молодая, а то пустила бы корни в брюхе! — он встал и сладко потянулся.

— Опять отправляешься отдавать турецкий долг? — спросил Дато. — Ты здорово простудился. Гляди, не подцепи простатит, намаешься…

— Да, многое остается, чего уже… Скольких женщин уже не оседлать и не подмять, да вот хоть бухгалтершу из штаба, о которой с Климентичем заключил пари: поспорил, что раньше него ее трахну, — сказал Коба и опять потянулся. — Принесу-ка я инжира. Хороший инжир приметил в одном месте.

— Инжир еще больше расстроит нам желудки.

— Они и так расстроены, дальше некуда! — сказал Коба.

Они почти не чувствовали голода. Только от усталости слегка кружилась голова. Дато понял сейчас, почему не сходят с ума те, кто надолго попадает в смертельно опасную ситуацию: потому, что происходящее кажется

им сном. Действительно, все походило на сон. Первым Коба сказал, что чувствует себя как во сне. Разве смертельная опасность — редкость на войне? Во время боя ее навалом, но тогда ты напряжен, кровь кипит от адреналина и страх смерти как бы отступает. Сейчас все было не так. Сейчас смерть с фамильярной непринужденностью разгуливала вокруг, и адреналин бездействовал. Это создавало вокруг какой-то странный, ирреальный мир. Они чувствовали себя погруженными в иллюзию, будто то, что происходило, происходило не с ними. Ощущение было невыносимо тягостное.

Коба принес полную шапку белого инжира.

— Черный тоже был, но уж очень безвкусный. Наверняка местные напихали в него удобрений, — сказал Коба. — Эх, был бы хоть королек! Корольком можно насытиться, и туристы хорошо раскупают… Днем наторгуешься, а вечером распустишь хвост перед односельчанами, как в парке поставил раком аппетитную курортницу из тех, что дикарем приезжают. А перед сном подрочишь всласть, вспоминая задницы на пляже.

— Ты так рассказываешь, что кажется, сам не раз это проделывал!

— Да нет, просто представил, чем развлекались в этой ублюдочной деревеньке ее обитатели, мать их!..

Инжир оказался очень вкусным. Они молча его съели и сполоснули руки в луже у изгороди.

На высохшую яблоню, взмахивая крыльями, взбирались две курицы, видимо, намереваясь устроиться на ночь.

— Может, одной свернуть шею, будет что пожевать в дороге, — то ли в шутку, то ли всерьез заметил Коба.

Воду из колодца доставал Дато. Он был уверен, что, займись этим Коба, скрежет журавля разнесся бы на всю деревню.

— Невкусная! — сказал Коба, отпив из ведра.

— Да уж, не без удобрений, — с иронией заметил Дато.

— Если думаешь, что это не так, очень ошибаешься. Все удобрения с полей дожди смыли в этот колодец, — сказал Коба. — И не вздумай убеждать меня, что вода фильтруется в грунте!

— Вот именно. Фильтруется, и это факт!

Коба хмыкнул, помолчав, сказал:

— В жизни не видел деревни без леса!

— Видишь же?!

Они прошли в конец огорода. Под старыми грушами от опавших гниющих плодов несло спиртным духом. Добрели до изгороди из кустов трифолии и прилегли в зарослях.

— Я, конечно, пошутил, но нам не помешало бы взять в дорогу несколько кур, — прервал молчание Коба.

— Чего мы сюда забрались? Сами себя в угол загнали. Случись что, через кусты трифолии не продраться, — вдруг встревожился Дато.

— Да ладно, что-нибудь придумаем! — ответил Коба таким тоном, будто продолжал разговор о курах в дорогу.

— А теперь перекур. Обманул я тебя: у меня целых три сигареты. Так что покурим со смаком.

— Отлично! — обрадовался Коба. Весть о том, что у них в запасе три сигареты, заметно поправила ему настроение.