Глас Времени
Шрифт:
Глава 17
Естественная полость земли высотой сорок метров приспособлена немецкими строителями под стоянку двух недавно построенных и успевших пройти испытания летательных дисков.
Лабберт стоит лицом к летательным аппаратам, принцип работы которых до сих пор не укладывается у него голове. Рядом Хорст, он в этих машинах уже кое-что понимает.
– Какая досада! – хрипло сокрушается Лабберт. – Уже почти год эти штуки стоят на вооружении, а нормальных пилотов, способных выполнить настоящее боевое задание, еще не натренировали!
– Фридрих – лучший пилот, – возражает Хорст. – Он осваивает эту технику с самого начала её производства.
– Картежник и любитель выпить, может, и хорош в учебных полетах, но трансконтинентальный перелет с фюрером на борту я ему не доверю!
– Вы правы, – кивает Хорст. – Пилот должен быть не только опытным, но и ответственным. Однако давайте смотреть правде в лицо: сегодня у нас таких нет.
– А я о чем говорю? Что же делать, что, что, что?! – Лабберт прижимает пальцы правой руки к запястью левой, измеряя пульс.
– Нужна их помощь, – быстро, почти не шевеля губами, выдает Хорст. – Только они смогут вызволить фюрера из Берлина. Если, конечно, он еще жив.
– Если он мертв, значит, гибель грозит всем нам. Тогда усилия всех прошлых лет были зря. – Лабберт исследует взглядом карстовую пещеру. – Ты прав, без их помощи не обойтись.
– Я могу сам вступить с ними в контакт. Я знаю, как тяжело вам даются эти встречи.
– Не волнуйся, я еще кое на что способен. Вот как меня не станет, роль переговорщика достанется исключительно тебе.
– Да что вы такое говорите, герр Лабберт! Как только мы доставим фюрера, они сразу выдадут нам вакцину от старости. Быть вам переговорщиком еще сотню лет.
Лабберт смотрит опустевшими глазами.
– До того, как это случится, произойти может все, что угодно. Сигнальное сообщение от рейхсляйтера поступило пять суток назад. А он обещал, что передаст послание только в критической ситуации. Война уже давно идет на улицах Берлина. Нет, пять суток – слишком большой срок. Все кончено. И кто в этом виноват? В этом виноват я! Всё, никуда ехать не нужно.
Хорсту знакомы перепады настроения, часто случающиеся с Лаббертом. И если у шефа дрожит рука перед ответственным решением, Хорст, как подобает верному заместителю, перехватывает инициативу.
– Садитесь в машину. Через десять минут будем по назначению.
Электромобиль медленно продвигается по узкому коридору, который сейчас освещают только фары. Крышу едва не царапают свисающие каменно-солевые наросты, образовывавшиеся в этих пещерах в течение многих тысячелетий. Впереди небольшой карман – в него как раз помещается автомобиль.
Лабберт выразительно кивает Хорсту, и тот гасит фары. Становится темно. Они
– Почему они никак не называют себя? – риторически спрашивает Лабберт. – Почему, в конце концов, мы сами не придумали для них имени? Всё они да они… даже между нами, немцами, для их цивилизации нет никакого наименования.
– Придет время, они назовут себя, – коротко и тихо отвечает Хорст. Он знает: стены в этих местах имеют свойство подслушивать.
Хорст идет впереди, Лабберт по его следам. Страшная темень и удушающе влажный воздух создают впечатление, будто они на дне океана, запертые в консервной банке.
– Почему не загораются? – тихо бормочет Лабберт.
Они продвигаются мелкими шажками. Здесь нетрудно напороться на какой-нибудь острый каменный пик, криво торчащий откуда-нибудь из стены.
– Почему, почему, почему, – нервно повторяет Лабберт.
Хорст чувствует: еще немного – и у шефа начнется паника.
Вдруг в темноте вспыхивают две маленькие точки красного цвета.
– Идем прямо на них, – говорит Лабберт.
Хорст волнуется: контактировать он будет впервые. Лабберт никогда не приглашал его в этот сектор подземных лабиринтов, в который строжайше запрещено заходить всем остальным. Гостям здесь четко обозначили границы, заходить за которые они не имеют права.
Две красные точки уже близко.
– Стой, – командует Лабберт. – Ближе подходить нельзя. Теперь ждем, пока красный цвет глаз сменится синим.
– Каких еще глаз? Эти кровавые точки – чьи-то глаза? – поражается Хорст.
– Ей богу, мальчик мой, лучше помолчи.
Проходит минута в кромешной тьме, пока не происходит так, как сказал Лабберт. Но это не просто синий – это леденящий душу индиговый свет. Хорст ощущает, как безобидное свечение двух маленьких огонечков заглядывает ему в душу.
– Знаю, что ты испытываешь. Потерпи, – успокаивает Лабберт, хотя судя по дрожащему голосу успокаивать нужно его.
Спустя несколько секунд, левее относительно «глаз» появляется вертикальная полоска света. Какое-то время ничего не происходит, но затем полоска становится шире и из нее льется нестерпимый ярко-желтый, практически солнечный свет. Хорст закрывает глаза. Лабберт предупреждал: «Смотреть на сияние опасно, нужно ждать, пока оно погаснет, это и будет знаком, что они открыли путь».
– Всё, вперед, – говорит Лабберт, когда в пещере вновь становится темно. Однако не настолько темно, как до этого. Какое-то незначительное излучение исходит из глубины открывшихся каменных створок. В прямом смысле – свет в конце тоннеля.
Хорст издает странный звук, похожий на «ой», когда выясняет, кому принадлежат светящиеся глаза. Возле входа на постамент водружена каменная скульптура животного, напоминающего льва с головой дракона. Зверь-мутант, впившись когтями передних лап в землю, как бы готовится к прыжку. Его чудовищный рот раскрыт, обнажая двадцатисантиметровые клыки.