Главный бой
Шрифт:
Двигался он быстро, Леся не успела и глазом моргнуть, как оказался возле их стола:
— Позвольте сесть с вами?..
Добрыня слегка помедлил с ответом. Вошедший весь в дорожной пыли с головы до ног. Сапоги покрыты грязью, словно мчался по росе, а потом через пыль, снова по росе, а затем собрал всю пыль по дороге в корчму.
— Буковинец? — спросил он. — Узнаю буковинцев по темным плащам с желтым подбоем. Ладно садись, только сильно руками не размахивай. Долгая дорога, да? И быстрая?
Человек рухнул на скамью. Леся услышала скрип костей, словно этот буковинец много дней не покидал
— Очень быстрая, — ответил он хрипло. — Очень!
— Кто гонится?
Буковинец коротко взглянул на Добрыню, Лесю, махнул хозяину, только тогда обронил лишь одно слово, от которого даже у Леси мороз пошел по коже, а Добрыня вовсе переменился в лице:
— Смерть.
После паузы Добрыня поинтересовался очень ровным, как замерзшее озеро, голосом:
— Смерть — это как?.. Кровники?.. Наемные?..
На стол опустились хлеб и кружка с пивом. Похоже, хозяин не доверял тем, кто пришел, не отряхнув на крыльце пыль.
Человек жадно осушил кружку, глаза скользнули по лицу Добрыни, задержались на шраме вдоль скулы, прошлись по морщинкам у глаз.
— Ты ведь повидал свет? Повидал, вижу… А если скажу, что сама Смерть?..
Леся видела, как рука Добрыни дрогнула. Вино слегка плеснуло мимо кубка, но Добрыня тут же красиво изогнул брови, спросил беспечно:
— И в каком виде?
Человек сказал мрачно:
— Не знаю.
— Ого! А почему решил, что Смерть по пятам?
— Да так, — ответил буковинец. — Решил. Если предсказано волхвом, который никогда еще не ошибался, что смерть настигнет завтра на рассвете, кто бы не поверил?
Добрыня согласился негромко:
— Я бы поверил.
Буковинец жадно отпил, ухватил ломоть хлеба. Ел он быстро, как волк, уши подрагивали, а глаза косились в сторону входной двери.
— Вот и я… задергался! Во мне жизни еще на пятерых… Мне еще рано под дерновое одеяльце. Я, понимаешь, перебрал все способы, как можно отвертеться от Смерти. Ну, всякие там россказни, что Смерть приходит и становится у головы, а если кровать повернуть так, чтобы она оказалась у ног, то не заберет… Брехня наверняка, но и это попробовать можно. Но пока я просто бегу, бегу. Авось не найдет, куда я унесся. У меня еще пара серебряных монет, останусь здесь на ночь, столяр вытешет мне постель, чтобы поворачивалась… Вдруг да тоже сумею? Попытка не пытка…
Голос его дрожал, руки дрожали, и вино из кружки расплескивалось. Леся морщилась, брезгливо отодвигалась, не понимала, почему блистающий витязь смотрит на этого убогонького вот так… Ну, как будто понимает этого труса.
— Здесь людное место, — проронил Добрыня. — А Смерть как раз такие места любит.
— Да, — торопливо сказал буковинец. — Но дальше бежать уже невмочь! Да нет, силы есть! Время кончилось. Сегодня на рассвете… А рассвет близок! Эх, как бы мне хотелось сейчас оказаться где-нибудь за тридевять земель, в тридевятом царстве! На каком-нибудь острове Буяне посреди окиян-моря…
Глаза его стали на миг мечтательными. Потом вздохнул, взгляд погас, а Добрыня некстати подумал о крохотном платочке принцессы… принцессы… как ее звать? Ее платочек может перенести человека в мгновение ока в любое царство, хоть
Человек жадно допил вино. Двигался он быстро, лихорадочно, движения были суетливыми, порывистыми. В нем в самом деле клокотала жизнь, бунтовала против того, что должна погаснуть. Он был похож на полыхающий костер, который пытаются загасить одним дуновением, как гасят свечу.
Из раздаточного окна кухни высунулся хозяин, оглядел гостей придирчиво. По его знаку один из помощников ухватил два кувшина и бегом понес к столу с веселой группой не то ворья, не то купцов-разбойников.
— Пойду договорюсь, — сказал человек. — Насчет кровати на тележном колесе…
Он торопливо допивал остатки вина, а Добрыня смотрел поверх его плеча на дверь. С улицы ввалился раскорячистый мужик, похожий на выдернутое с корнем толстое дерево. Кое-как отыскал место за ближайшим столом, но Добрыня смотрел не отрываясь на второго, который вошел следом. Странный человек в темной одежде с низко надвинутым на глаза капюшоном, очень странный. Вошел вместе с мужиком, но как-то бесшумно, и по корчме пошел, высматривая, куда сесть, тоже никого не задев, что в такой тесноте просто дивно.
Холод сковал тело Добрыни. Факелы со стен бросают темно-багровые блики, за каждым человеком мечутся сразу по две-три тени, прыгают по стенам, изламываются в углах, достигают темноты за потолочными балками и сливаются с тьмой, но за этим человеком тени… просто нет!
Добрыня ощутил взор посланца Смерти; словно чем-то удивленный, он лишь скользнул взглядом по Добрыне, зато на буковинце задержал взгляд несколько дольше. Добрыня стиснул челюсти и, ломая в себе страх и беспомощность, как можно небрежнее кивнул на свободное место за его столом. Человек подошел так же бесшумно. Капюшон скрывал лицо до подбородка, так что сам человек видел не дальше чем до середины столешницы. Подбородок белого мучнистого цвета, на Добрыню пахнуло холодом, словно отворилась дверь в холодную зимнюю ночь.
Кровь похолодела уже в жилах. Он пытался сказать слово, но губы застыли. Сердце превратилось в лед. Перед гостем в капюшоне поставили кувшин с вином, огромное блюдо, где четырьмя культяпками кверху лежал только что зажаренный ягненок. Гость обеими руками придвинул к себе блюдо. Снова Добрыня не столько заметил под опущенным капюшоном, сколько ощутил удивленный взгляд, который тот бросил на буковинца. Тот замер на той стороне стола, рука так и не опустила пустую кружку на столешницу.
Добрыня с трудом заставил себя сглотнуть, прошептал:
— Что… там такого нет?
Гость кивнул, его руки жадно наливали вино, резали мясо огромными кусками. В полутьме под капюшоном смутно виднелась огромная пасть. Ароматные куски исчезали, словно падали в пропасть.
— Нет, — промычал он с набитым ртом. — Под черным солнцем… ничего нет…
— Ничего? — прошептал Добрыня тоскливо.
— Ничего, — буркнул гость. — Ни-че-го…
Буковинец, сам бледный как смерть, поперхнулся, вскочил из-за стола. Его трясло, глаза вылезали из орбит. Кто-то из доброхотов за соседним столом повернулся и постучал по спине, но буковинец, теперь уже красный как рак, стремглав выскочил, пронесся как заяц между столами.