Главный подозреваемый

Эрлих Генрих Владимирович

– А чего его слушать? Сказали же: до июля – не выше плюс двадцати. Потом возможно похолодание.

– Ну мало ли… Я в Интернете посмотрю, – сказала Таисия, раскладывая на кухонном столе ноутбук, и, спустя какое-то время: – Пишут, что в июне было уже три магнитных бури, а идеально спокойным магнитное поле Земли было всего один день. Ну и как тут жить?! – воскликнула она.

– Живем же, – с философским спокойствием ответил Северин, принимаясь отбивать мясо.

– Я ужасно боюсь магнитных бурь. От них люди сами не своими делаются, совершают всякие глупые поступки, расстаются с любимыми людьми из-за какой-нибудь ерунды или

кончают жизнь самоубийством, – продолжала Таисия. – И не спорь со мной! Я точно знаю!

– Кстати, коли ты все точно знаешь, что там было у Аргентины с Ямайкой, пять – ноль или шесть – ноль?

– Шесть – ноль, – уверенно ответила Таисия, – баранка, как в теннисе, высший балл, как в фигурном катании. Об этом еще песню написали, «Чайф». А с чего ты это вдруг?

– Да так, песня привязалась. У вас какая-то молодежь наверху гуляет.

– Это у Ромика. Ой, у нас сегодня какое число?

– Тринадцатое, – едва сдерживая улыбку, сказал Северин.

– Точно! У Ромика же сегодня день рождения! Надо будет не забыть поздравить. Ромик – он славный.

– Да, симпатичный мальчуган. Ему сколько, восемнадцать? – Северин зажег газ под сковородкой.

– Что ты! Больше! Он уже то ли на третьем, то ли на четвертом курсе. Он просто так выглядит. Домашний мальчик.

– Да, сейчас либо такие домашние тихони, либо уж уличные хулиганы, промежутка почему-то не наблюдается, как в наше время.

– В твое время, старый ты мой!

– Что-то молодежь больно разошлась, – сказал Северин, укладывая мясо на сковородку.

– Ничего не слышу, – пожала плечами Таисия, – да у нас такая звукоизоляция, что хоть стреляй, хоть режь, никто не услышит.

– Да точно девицы визжат. Убавь-ка совсем звук на телевизоре.

Для верности Северин снял с огня сковороду. В наступившей тишине явственно зазвенел женский крик, одиночный, неумолкающий, звучащий на одной ноте, верхнем ля, наполненный ужасом. Северин бросился в прихожую, распахнул входную дверь. Монументальная лестница, казавшаяся недавно неколебимой, ходила ходуном, от истошного крика сверху, от тяжелого топота снизу, от надсадного скрежета ползущего вниз лифта. Северин побежал наверх, перепрыгивая через две ступеньки. На последнем марше лестницы он обогнул небольшую группу жильцов дома, вступил на лестничную площадку и огляделся.

Двери обеих квартир на шестом этаже были распахнуты. У одной сгрудилось несколько молодых людей, были среди них и две приличного вида девицы, их лица являли смесь страха и жадного любопытства, но рты были закрыты, а глаза устремлены в квартиру напротив. Крик доносился оттуда. Вскоре появился и источник крика – молодая, лет тридцати, женщина, крашеная блондинка с великолепной фигурой, которую облегало маленькое черное платье, одеяние довершали черные туфли-лодочки и черная же шелковая пелерина на плечах. О лице ее ничего определенного сказать было нельзя, только то, что рот большой, а стоматолог хороший, все остальное закрывали кисти рук, тонкие, ухоженные, с несколькими изящными кольцами на длинных пальцах. Из-под воздетой левой руки женщины выглядывала лохматая голова, небольшие стильные очечки перекосились на круглом, немного детском лице. Рука юноши облегала талию женщины и в меру сил направляла ее к выходу.

Проявились и другие источники шума. Лифт, совершив утомительное путешествие вниз-вверх, выплюнул дюжего милиционера с сержантскими лычками и автоматом в руках,

а на лестнице, тяжело дыша, появились два его рядовых товарища.

– Кто? Что? Незаконное проникновение! Сигнализация! Всем стоять! Гражданка замолчите! – закричали они одновременно.

– Я разговаривала с ним по телефону полчаса назад, – каким-то будничным голосом сказала действительно умолкнувшая женщина и стала тихо оседать.

Юноша безуспешно пытался удержать ее, опускаясь вместе с ней на пол. Так постепенно присутствующим открылся вид на внутренность квартиры. На большой холл, на широко распахнутые двери гостиной, на бежевый ворсистый ковер, устилающий пол гостиной, на крупного мужчину в черном смокинге и большой бабочке, темно-вишневой с искрой. Мужчина лежал на ковре, на боку, обратившись лицом к дверям, вокруг головы расползалось темное пятно, гармонировавшее по цвету с бабочкой. Искр добавлял лежавший возле мужчины пистолет. Пахло дорогим мужским одеколоном, женскими духами и пороховой гарью.

– Почему он это сделал? – прошелестело откуда-то снизу.

– Это что же, самоубийство? – бухнул дюжий милиционер. – Ну, блин! – он достал рацию, принялся кричать сквозь какой-то стрекот и шум: – Старший сержант Утюжев. Да, на выезде, по сигналу… У нас тут того, типа самоубийство… Нет, огнестрельное… Свидетелей? Свидетелей человек пятнадцать… Понял…

Свидетелей действительно прибавилось – из мансарды по лестнице спустится Магомедов в сопровождении охранника, снизу поднялась Таисия. Чуть раньше, еще до Северина, подошел Кузнецов, сменивший кроссовки на домашние тапочки, а одежду на белесый от многочисленных стирок спортивный «олимпийский» костюм. Он стоял почти у самых дверей, холодно смотрел на тело и слегка двигал щеками, как будто хотел сплюнуть, как давеча внизу. К подполковнику боязливо прижималась довольно полная женщина лет сорока пяти с приятным милым лицом. Увидев распростертое тело, она вздрогнула, ее рука взметнулась к шее, принялась мять верх платья, из глаз потекли слезы. Кузнецов ласково обнял ее за плечи, отвел в сторону, уступая место следующей паре.

Первым вперед протиснулся худощавый, высокий мужчина сильно за шестьдесят с пышными, зачесанными назад седыми волосами, удивительно прямой спиной и глазами, горевшими отнюдь не старческим огнем, притягивающими и втягивающими взгляды окружающих. Несмотря на позднее время, он был при галстуке. Его спутница являла полную противоположность ему: жидкие волосы, расплывшаяся фигура, сильная сутулость убавляла и без того маленький рост, отекшие ноги распирали стоптанные домашние тапочки, халат с застарелыми пятнами и прилипшими хлебными крошками. При всех внешних различиях они так удивительно дополняли друг друга, что не возникало не малейших сомнений, что это семья, возможно даже идеальная семья.

– Я доктор, – веско сказал мужчина, – мы врачи. Что случилось? – и после короткого взгляда внутрь квартиры: – Посторонитесь, позвольте пройти.

– Врач там, похоже, не нужен, – ответил дюжий милиционер.

– Вы что – специалист? – возмущенно сказал мужчина и предпринял новую попытку проникнуть в квартиру, пресеченную уже старшим сержантом.

Мужчина бросил быстрый взгляд на жену, та едва заметно покачала головой.

– Ну, что ж! – сказал мужчина и отошел в сторону.

Снизу донесся собачий лай: «Р-р-гав! Р-р-гав! Р-р-гав!» Хлопнула дверь. На лестнице показался Воркутинский.