Главный редактор

Ольшевская Анастасия

Она огляделась. Вокруг царило будничное оживление. Жар июльского солнца заливал Москву. Народ торопился по делам. Стажерки и след простыл. Гордо расправив плечи, будто показывая, что сам черт ей не брат, Женя с вызовом посмотрела на желтый диск полуденного солнца и вошла в редакцию.

Остаток дня прошел как в тумане. Все улыбались, жали руку, спрашивали

всякую чушь и восторгались статьей. Главный редактор журнала – роскошная дама сорока пяти лет – весомо намекнула, что Женя, разумеется, не получит все десять тысяч. Якобы во внутреннем кодексе предусмотрена статья, согласно которой автору выплачиваются только пятьдесят процентов. Женя понимала, что редакторша врет, но ей было все равно. Наверняка никакого кодекса не существовало в природе. Либо его сочинили за пять минут до появления «золотоносной» внештатницы. Впрочем, намерение положить в карман «ее» пять тысяч долларов не трогало. Она отдавала себе отчет, что ни цента не заработала из этой суммы. Да и вообще, в текущих условиях финансовый вопрос не беспокоил. Без средств на реализацию плана Гречишников не оставит.

Перезнакомившись с сотрудниками и искусственно наулыбавшись так, что скулы сводило, Женя, наконец, осталась наедине с Леной, взяла со стола чистый лист и написала: «Я по уши вляпалась. За мной следят. "Блестящий слог" и победа в нем – подстава, политическая провокация. Нужно поговорить там, где нас не услышат». И посмотрела – тяжело и мрачно, подкрепляя написанное свинцовым выразительным молчанием. Лена с оторопью уставилась на нее и сжала руки, непроизвольно смяв записку.

– Пойдем.

Выходя из кабинета, она выбросила скомканную бумажку в мусорную корзину, но Женя тут же вытащила ее и убрала в сумку. Перестраховка не помешает.

Они расположились в лаундж-зале – комнате, отведенной для отдыха работников. Темные обои, приглушенный свет и низкие диваны создавали расслабляющую атмосферу. Плавная музыка имитировала шум прибоя.

– Разорились на дизайн, но забыли про корпоративный дух, не позволяющий без стыда входить сюда в течение рабочего дня, – пояснила Лена. – Здесь не побеспокоят. Кроме того, тут хорошая звукоизоляция, – она постучала по стене,

и та ответила глухим, коротким звуком. – А теперь рассказывай, что за шпионские страсти?

И Женя вывалила все как на духу. Лена смотрела с откровенным недоверием, а ее пасмурный взгляд будто просил: «Вжик, скажи, что это просроченная первоапрельская чушь». Когда рассказ подошел к концу, Женя протянула сложенную вчетверо страницу из ежедневника.

– Диктофон дома. Мечтаю познакомить тебя с этим чудом техники. Других свидетельств, что мои слова не паранойя, нет.

Лена смотрела растерянно, с трудом переваривая услышанное.

– Всегда говорила: ты когда-нибудь допрыгаешься. Вот извольте – допрыгалась.

– Ох, не знаю, что делать. Просто не знаю…

– Слушай-ка, Вжик. А Беркли часом не причастен к твоим несчастьям? Сначала вместо меня попадаешь на интервью. Потом – случайная встреча в Питере. И заметь, аккурат в том же отеле, где остановился Гречишников. А теперь ты – лауреат «Блестящего слога» за статью, посвященную ему же. Не находишь, что много совпадений?

Женя изумленно уставилась на нее. Идея связать воедино Джейсона и Гречишникова ни разу ее не посещала. Абсурд! Но критическое мышление уже включилось на полную катушку, упрекнув, что гипотеза хоть шальная, однако не приходившая на ум ей самой (наравне с прочими, не менее бредовыми соображениями). Мысль заработала, прогоняя по кругу вероятность такого варианта.

Возможно ли, чтобы милейший мистер Беркли имел отношение к ее злоключениям? Чем было вызвано его рьяное желание, чтобы она осталась на ночь в Питере? Учитывая, что он не сделал даже попытки затащить ее в постель. Вспомнилась грустная, сожалеющая улыбка. Не в этом ли ее необъяснимая странность? Возможно, он прихвостень Гречишникова и понимал, что участвует в операции по ловле на живца. Может, какой-нибудь фонд министра спонсирует концертную деятельность «Чаки», или, наоборот, музыканты финансируют его предвыборные кампании. Черт разберет взаимосвязи шоу-бизнеса и политики. По сути же, все едино. Сладкоголосые клоуны на политической арене и жестокие законы в сфере увеселительных развлечений.

Конец ознакомительного фрагмента.