Глаз Паука

Локнит Олаф Бьорн

Хисс, сдаваясь, тряхнул рыжими лохмами:

– С этим жутким старцем невозможно спорить. Держи, пиявица ненасытная! – кожаный мешочек перекочевал за пазуху к почтенному Цулю. – Ну, теперь ты отверзнешь наконец сокровищницу своего тайного знания пред щедрыми дарителями?!

– Благодарствую, юноша, да озарит твой путь свет милосердного Митры. У меня, понимаете ли, завалялась одна вещица… – неспешно начал нищий, извлекая из лохмотьев тонкий пакет, стянутый разлохмаченной синей нитью и запечатанный кляксой дешевого зеленого сургуча. – Вещь эту передал мне ваш покойный дружок, Джай Проныра, за день до того, как сгорела таверна Бритунийки. Джая-то

я давно знаю, еще с тех пор, как он мальцом на Блошином рынке промышлял. Раз он на меня наткнулся на Лестнице да и говорит: «Дядюшка Цуль, будь другом – отнеси весточку, куда скажу. Ежели будет ответ – принеси мне. Только в „Нору“ не тащи, отдай где-нибудь в уголке, а я тебе десяток кафаров подкину на бедность». Десять кафаров, они на дороге не валяются, я сходил, с тех пор так и повелось…

– Что значит – «так и повелось»? – насторожился Ши. – Ну-ка, почтенный… Сколько, говоришь, ты уже эти письма туда-сюда таскаешь?

– Так, почитай, почти что с начала года. Вот как раз в канун того дня, в который митрианцы домашних тварей благословляют, Джай ко мне впервые и подошел, – подумав, обстоятельно пояснил Цуль Брюхошлеп.

Ши Шелам и Хисс недоуменно уставились друг на друга. Конан, появившийся в «Уютной норе» позже всех, ничего толком не понял – о чем и сообщил, потребовав разъяснений.

– Честно говоря, первый раз слышу, чтобы Джай вел с кем-то столь затяжную переписку, – признался Хисс. – Он и писать-то умел, как курица лапой… Дядюшка Цуль, часто ли Джай поручал тебе доставлять письма?

– Частенько. Считай, каждую вторую седмицу, – бодро откликнулся нищий, вызвав новый всплеск недоумения. – Но ответ давали не на каждое.

– А куда именно ты их относил? – из всех возможных вопросов Конан безошибочно выбрал наиболее существенный.

Брюхошлеп замялся:

– Вот не знаю я, как тамошние улицы прозываются. Я туда всегда совался с большой опаской, потому как это за Ламламом, в Асмаке, где самые наибогатейшие богатеи проживают, а такому, как я, делать там нечего. Стражники у них злые, как псы голодные, заметят – непременно по шее накостыляют. Разве что описать дом могу. Пятый по правую руку, если идти по той улице, что ведет на закат от большого каменного колодца с изразцами. Перед входом бронзовые ворота в узорах, над ними резная страшенная морда вроде драконьей. Только я с главного входа не ходил, заглядывал сбоку в калитку, где слуги ходят.

– Так, – Хисс ожесточенно потряс головой. – Ага. Ну да. Вот это новость, покусай меня ишак… Какие у Джая Проныры, мир его праху, вожака захудалой шайки из Нарикано, могли быть дела в Асмаке, а? Есть идеи?

– Есть, и очень свежая. Давайте посмотрим, что в письме, – ехидно предложила Диери.

– Читать чужие письма неприлично, – возразила Юнра Тавилау и, подумав, добавила: – Но очень занимательно.

– Кстати, уважаемый, – влез Ши Шелам, – что ж ты письмо не отнес, себе оставил?

– Было так, – зашамкал беззубым ртом Брюхошлеп. – Письмецо это Джай вручил мне ровнехонько накануне того дня, как у вас собирались свадьбу играть. Я еще нанялся к хозяйке, Лорне, столы расставлять и тарелки разносить. Тут меня Джай и заметил, сунул горсть медяшек и вот это письмецо, велел отнести тем же вечером. Я и отнес, но его не взяли. Слуга, что обычно письма забирал и ответы приносил, зарычал на меня, мол, более ничего принимать не велено, катись, мол, отсюда, так тебя и разэтак. Я понес обратно, хотел Джаю вернуть, да поздно пришел – от вашей таверны одни угольки остались.

– Так, –

решительно повторил Змеиный Язык, взял квадратный сверток и разломил зеленый сургуч.

Изнутри выпорхнул листок дорогой кхитайской бумаги, золотистой, с нарисованным по краю узором из цветов и листьев. Ровные строчки были выведены старательной, хотя и не слишком умелой рукой.

* * *

«Драгоценная Ней!»

Хисс вполголоса читал, а все остальные, включая Юнру и не принимавшего участия в беседе Гилла, невольно придвинулись ближе. Один Цуль Брюхошлеп не проявил к чтению никакого интереса, найдя занятие поважнее – почти нетронутый обед Диери на время остался без присмотра.

«Драгоценная Ней! Надеюсь, теперь ты мне веришь? Мне по-прежнему не очень нравится твоя идея, но раз другого пути нет, пусть будет по-твоему. Я же понимаю, что от Нарикано до Асмака куда дальше, чем от нас до Закатного океана. Но теперь-то ты понимаешь, что ради тебя я готов на все? Думаю, что и эти твои Искатели Истины останутся довольны – только напомни им, чтобы вели себя потише, и чтоб никакой крови, ясно? Потом я непременно расскажу тебе, откуда взялись эти загадочные вещи – а ты, как всегда, не поверишь. Но услышать историю наверняка захочешь, и потому я буду ждать тебя – на прежнем месте, с шестого вечернего колокола и сколько понадобится. Я давно собирался сказать это тебе, но решился только сегодня. Ней, ты единственное, что есть у меня в этой жизни. Приходи. Приходи, иначе все, что я натворил по твоему слову, не имеет смысла. Приходи. Ты ведь придешь, да? Напиши мне. Ты уже так давно ничего не отвечаешь. Приходи хотя бы затем, чтобы сказать, что у нас разные дороги».

Подписи не было.

Над столом повисло обескураженное молчание.

Неизвестно, о чем думали былые компаньоны по «Уютной норе», но Хисс пребывал в полном недоумении. У Джейвара Проныры имелась знакомая в Асмаке?! Причем давняя и близкая знакомая, раз он обращается к ней по имени и назначает встречу «на прежнем месте». И Джай ни разу не обмолвился об этой связи, а тем паче – не слазил в этот явно зажиточный дом как-нибудь ночной порой вместе со своими подельниками? Ну, тогда это точно любовь… а ведь какой вор был…

Хисс тщетно попытался вспомнить, не замечалось ли в поведении Джая каких странностей. Конечно, порой предводитель маленькой шайки исчезал на два-три дня, чему никто не удивлялся. Джай – свободный человек, волен уходить и приходить, когда вздумается. Понадобится – расскажет, где был и чем занимался. Да ведь он и сам, Хисс Змеиный Язык, вместе с Кэрли тоже частенько пропадал на день-два, а то и на седмицу, особенно если требовалось выследить будущую жертву или провернуть какое дельце…

Однако что же это получается, если поразмыслить?

Предположим, Джай и вправду связался с какой-то богатой девицей. Выполнил для нее и ее приятелей какое-то поручение… поручение, связанное с «загадочными вещами»… Девица по имени Ней, похоже, относилась к Джаю довольно прохладно и отвечала на его письма от случая к случаю. Вообще, имеет ли это любовное письмецо хоть какое-то касательство к погрому в «Норе»? Может, они отвалили двадцать золотых, чтобы только узнать про тайную интрижку покойного Джая? И почему, кстати, слова «Искатели Истины» написаны с большой буквы, как название какого-нибудь тайного общества?..