Глаз времени
Шрифт:
Естественно, что один из солдат подбежал к сетке и с криками: «Эй, ты! Давай слезай!» ударил ей в лицо прикладом винтовки.
Та-которая-ищет не могла даже закричать от боли. Несмотря на то, что ее контролировал Глаз, она сорвалась с сетки и упала спиной на землю. Пытаясь поднять голову, она почувствовала, что ее рот полон крови медного цвета.
Она увидела дочь, сидящую на песчаной земле. В своей лапе Та-у-которой-крепкая-хватка зажала скрученный в узел кусок тростника. Та-которая-ищет никогда не видела ничего подобного.
Ее снова заставили подняться, хотя у нее изо рта тонкой струйкой текла кровь, и смотреть
Смутно она понимала, что в сфере стало происходить нечто новое. Исходящий от Глаза свет больше не был однородным: более яркие горизонтальные полоски двигались на фоне света, казавшегося в тот момент серым. Человеку это могло напоминать линии меридианов на глобусе. Полоски поднимались вверх и начинали сокращаться, когда пересекали «экватор» Глаза, пока не исчезали на северном поле. Между тем другие полоски, на этот раз вертикальные, начали подобное движение, только появлялись они на одной стороне экватора и исчезали на другой, а не на полюсе. Еще полоски, находящиеся под прямым углом друг к другу, поползли одновременно вниз и вправо, будучи перпендикулярными к параллелям и меридианам. Беззвучное зрелище сменяющих друг друга прямоугольников завораживало Ту-которая-ищет и казалось ей прекрасным.
Появились еще полоски. Обезьяна пыталась отследить, куда они исчезнут, но тут ее голову разорвала ужасная боль. Она закричала.
Невидимые руки снова ее отпустили, и она рухнула на землю. Ребрами своих ладоней она терла глаза, из которых покатились слезы. Тут она почувствовала тепло на внутренней стороне своих бедер. Она обмочилась и даже этого не почувствовала.
Та-у-которой-крепкая-хватка, дрожа, продолжала стоять на двух ногах и с выпрямленной спиной, не отрывая взгляда от волн света, которые отбрасывали на ее морду сложные узоры из теней. Исчезая в невозможных направлениях, перед ее глазами пробегали еще полоски, затем еще…
Тело занемело, голова запрокинулась. Ее пальцы пытались ухватиться за воздух. Как и стояла, Та-у-которой-крепкая-хватка вдруг начала падать на спину, словно спиленное дерево. Мать подхватила ребенка и прижала к себе пахнущими мочой лапами. Тело дочери вновь стало мягким, и она превратилась в комок пушистого меха. Та-которая-ищет похлопала ее по морде и попыталась покормить грудью, хотя молочные железы были сухи вот уже несколько лет.
Даже в тот момент Глаз наблюдал за ними, фиксируя связь между матерью и ребенком, лишив всех ощущений. Все это было частью эксперимента.
Передышка длилась недолго. Вскоре Глаз снова наполнился монотонным перламутровым светом, и словно невидимые руки вошли в конечности Той-которая-ищет. Она отстранилась от дочери, встала на ноги и подняла морду к загадочному свету.
38. Глаз Мардука
Теперь Байсеза жила в храме Мардука. Она поставила там койку, на которой спала, укрывшись несколькими одеялами. Туда же ей приносили и еду. Женщина даже умудрилась устроить там химический туалет, который был в их вертолете. Она редко выходила из храма, пребывая в одиночестве, если не считать компании, которую ей составляли ее телефон и неподвижно парящий Глаз.
Она чувствовала, что за ним что-то есть, что что-то скрывается за непроницаемой поверхностью. Это чувство не приходило к ней напрямую через ощущения. Это было… Словно бы ей завязали глаза повязкой и втолкнули в дверь, но при этом она бы была в
Но это не было присутствие человека. Были моменты, когда Глаз представлялся ей лишь огромной камерой. Но порой Байсезе начинало казаться, что внутри она что-то видит. Имела ли она дело с наблюдателем, который стоял за всеми этими сферами в Мире? Иногда она представляла, что за всем этим стоит целая иерархия разума, которая начиналась с таких простых конструкций, каким были неподвижно парящие в воздухе сферы и наблюдатели, и восходила к чему-то невообразимому, что отфильтровывало и классифицировало суть ее поступков, реакций, самую ее суть.
Все больше и больше времени женщина пыталась разобраться в этих ощущениях. Она стала всех избегать, даже своих товарищей из двадцать первого века и беднягу Джоша. Байсеза приходила к нему за утешением, лишь когда чувствовала холод и невыносимую тоску одиночества. Но после всего, даже питая к нему подлинное влечение, она ощущала вину, как если бы просто использовала его.
Байсеза старалась не копаться в себе, не думать о том, любит ли она Джоша или нет. Глаз стал центром ее мира. Так и должно быть. И она не подарит себя больше никому и ничему, даже Джошу.
Лейтенант Датт не прекращала попыток изучить Глаз, применяя к нему все свои знания законов физики.
Поначалу она проводила простые геометрические измерения, как те, что пытался сделать Абдикадир в Северо-Западной пограничной провинции. При помощи лазерных инструментов она убедилась в том, что и для этой игрушки число «пи» не было равно примерно трем и одной седьмой, как в свое время утверждал Евклид, школьный учебник по геометрии и весь остальной мир, а просто трем. Как и все остальные сферы, этот Глаз тоже оказался пришельцем из неизвестного далека.
Но геометрией ее исследования не ограничились. Вместе с отрядом, состоящим из македонцев и британцев, Байсеза вернулась в Джамруд к останкам разбившегося «Птички-невелички». Месяцы проливных кислотных дождей не прошли для вертолета бесследно, но все еще сохранились некоторые полезные электромагнитные сенсоры, работающие в видимом, инфракрасном и ультрафиолетовом свете, — электронные глаза двадцать первого века для проведения шпионской деятельности с воздуха — и химические датчики, «носы», специально разработанные для того, чтобы обнаруживать взрывчатые вещества и им подобное. Она выкопала аппаратуру, детали, провода — все, что только могло пригодиться, включая и тот маленький химический туалет.
Все это она установила в зале храма Мардука. Она соорудила вокруг Глаза нечто, похожее на строительные леса, и закрепила на нем вырезанные с «Птички-невелички» сенсоры, чтобы они наблюдали за внеземным предметом под разными углами, двадцать четыре часа в сутки. Под конец Байсеза наполнила зал древнего вавилонского храма клубками спутанных проводов и инфракрасными лучами датчиков, которые посылали информацию на интерфейс аппаратных устройств, к которым был подключен и терпеливо работал и ее телефон. Кроме батарей «Птички-невелички» и тех, что были встроены в аппаратуру, больше электроэнергии у нее не было. Поэтому сенсоры двадцать первого века изучали до невозможности высокотехнологичный внеземной артефакт в свете чадящих ламп, в которых сгорал животный жир.