Глаза ребёнка
Шрифт:
Она знала, что могла бы быть другой. Менее честолюбивой, менее замкнутой. Но она уже давно сделала свой выбор, и только ночью, когда в пустом кабинете медленно текли минуты, женщину одолевали сомнения.
«Повинуясь какому безотчетному чувству, — думала Кэролайн, — она согласилась взяться за это дело?»
Ничего хорошего из ее опасных игр с Бруксом не выйдет, если только они не окончатся победой Криса Паже. Разумеется, адвокаты на то и существуют, чтобы защищать не себя, а своих клиентов. Но многие ли из них действительно делают это, да еще с той безжалостностью, с какой она набросилась на Брукса. Если Крис согласится на сделку с Бруксом
Возможно, она пошла на это — наконец оформилось у нее убеждение — просто потому, что Крис Паже, с которым они в чем-то были очень похожи, умел располагать к себе людей. По крайней мере, с какой-то пронзительной страстью, в которой не могла бы дать себе отчета, она желала, чтобы Крис выиграл это дело.
Не то чтобы она была до конца уверена в его невиновности; Кэролайн старалась не особенно обременять себя этой мыслью. Но в моменты, когда привычная настороженность изменяла ей, она не могла поверить, что Крис мог оказаться настолько глуп, чтобы инсценировать сцену самоубийства Рики и при этом оставить свои отпечатки пальцев. Или настолько ослепленным яростью, чтобы не придумать никакого иного способа разделаться с Ариасом, кроме убийства. Все, что она знала о Паже, говорило: это человек, который с холодной расчетливостью добивается своего. Тот факт, что он не представлял свою жизнь без сына и Терезы Перальты, делал невероятной саму мысль об убийстве.
Что это за новые улики? Этот вопрос тревожил Паже.
Снова и снова пытаясь найти ответ, Кэролайн не могла отделаться от ощущения, что Крис знает что-то еще. Возможно, именно этим объяснялось настойчивое желание Криса не затягивать с процессом — вопреки всякому здравому смыслу, следуя которому его можно было счесть необыкновенно хладнокровным убийцей.
Но от такого человека можно было ожидать, что он сохранит свое хладнокровие до конца и будет давать показания. Ведь — хотя закон и не позволял Салинасу открыто заявить об этом — отказ Паже давать показания был поступком человека виновного, а виновный, желающий доказать обратное, не стал бы отказываться от возможности защищаться. И Кристофер Паже понимал это.
Кэролайн снова подумала о том, что, возможно, это все-таки Терри убила своего мужа и Крис знал об этом.
Проклятые отпечатки.
— В дверь постучали.
— Войдите, — сказала Кэролайн.
Она подняла глаза и увидела перед собой Терезу Перальту.
Терри аккуратно притворила за собой дверь. В царившем в офисе Кэролайн полумраке она выглядела какой-то отрешенной.
— Вы задавали Монку вопросы, о которых я спрашивала? — произнесла Терри.
— Да, — кивнув, ответила Кэролайн.
— Хорошо. — Терри подошла ближе к свету. — Потому что у меня есть ответ на один из них. Которого Монк не знает.
Вопросительно взглянув на нее, Кэролайн спросила:
— Это правда?
10
Заняв место свидетеля, Терри повернулась и улыбнулась Кристоферу Паже.
В этой улыбке была надежда, любовь и вера в того человека, кому она была адресована. Но рассчитана улыбка, скорее, была на присяжных: подобно Кэролайн и самому Паже, его возлюбленная на время тоже стала актрисой.
— Они смотрят на тебя, — прошептала Кэролайн.
Пришла очередь Паже изобразить добрую улыбку. Присяжные не могли догадываться, что в эту
Тереза расправила плечи, приготовившись отвечать на вопросы Салинаса. Она тщательно продумала каждую деталь своего туалета. Внешний вид уже не выдавал в ней молодой, занятой своей карьерой женщины с ее манерой одеваться подчеркнуто строго. В этот раз она надела золотые серьги, макияж был наложен с особой тщательностью, а черное платье можно было бы назвать простым, если бы не его изысканная утонченность. Словом, она производила эффект красивой молодой женщины, тогда как от ее профессиональной решительности не осталось и следа. Паже не сомневался, что она наверняка обсудила этот вопрос с Кэролайн, хотя для него оставалось загадкой, говорили ли они еще о чем-нибудь.
И еще в одном он был уверен. То обстоятельство, что Терри держала руки, сцепив ладони, доказывало: она нервничает.
Женщина бросила еще один беглый взгляд в его сторону, и на мгновение ему показалось, что в глазах ее стоит печальная сосредоточенность. Потом она снова улыбнулась жюри, и Паже про себя пожелал ей удачи.
Салинас, не теряя времени, приступил к делу.
— Миссис Перальта, как давно вы были знакомы с Рикардо Ариасом?
— Десять лет, — спокойным и ясным голосом ответила Терри.
— Сколько лет вы прожили вместе?
— Более семи лет. Из них шесть лет в замужестве.
— А сколько лет вашей дочери?
Терри смерила его холодным взглядом и сказала:
— Шесть.
— На протяжении всех этих лет, — слегка возвысив голос, спросил Салинас, — заводил ли мистер Ариас хоть раз разговор о самоубийстве?
— Нет.
— Давали ли вы понять кому бы то ни было, что мистер Ариас склонен к суициду?
Терри сохраняла спокойствие.
— Нет.
Паже не мог не отметить, что из нее получился хороший свидетель: она не шла на конфронтацию, и ее сдержанное достоинство выгодно отличалось от напористой манеры Виктора.
— Не было ли такого, что какие-то слова или поступки мистера Ариаса заставили вас предположить, будто он способен наложить на себя руки?
Терри на минуту задумалась.
— Мне трудно судить об этом, мистер Салинас. Со временем я пришла к убеждению, что мой муж был психически неуравновешенным человеком. Мне кажется, я просто гнала от себя мысль, к чему это может привести. — Она помолчала. — Помните, в школе мы учили поэму «Ричард Кори»? Про богатого человека, у которого вроде бы было все и который потом стреляется по никому неведомым причинам. Я вспомнила об этой поэме, когда в университете застрелился один мой однокурсник. Тогда я поняла, что чужая душа — потемки. Даже если мы твердим себе, что знаем о человеке все.
Паже обратил внимание на безыскусную красоту ответа. Слова Терри не оставили равнодушной и Луизу Марин, которая, подавшись вперед, жадно смотрела на нее. Паже знал, что слова эти Терри репетировала вместе с Кэролайн; единственное, в чем он не был уверен, — относится ли ее последняя фраза к нему самому.
— Вы говорили с Рикардо Ариасом вечером, накануне отъезда в Италию? — поинтересовался Виктор, глядя куда-то в сторону.
— Да.
— О чем?
— Я умоляла его позволить мне воспитывать Елену лично. Я боялась за нее, мистер Салинас.